“He won’t come out!” said Hundland.

“He won’t come out!” said Hundland. “He’s the strangest boy I ever saw. He wouldn’t show himself if you were to offer him a piece of gold. I don’t know what’s to become of the creature when he’s grown. He’s frightened of boats. He’s frightened of horses. He wants to know all about them, all the same. He’s frightened of any stranger that comes about. That won’t do in a crofter-fisherman. He might grow out of it. He’ll have to.”
“Surely he ought to be at school,” I said.
“He’s frightened of the teacher, too, and the big boys; they won’t leave him alone. He’s as ignorant as the scarecrow when it comes to letters and figures. He’s upset this morning, because his mother’s in bed. The only time he’s happy is when he’s by himself. He contents himself with the daft games he makes up…”.
These were the words of my radical gardener to me, the most he’s ever spoken. (But never a touch to the cap.)
It was a most beautiful morning, Alicia, all blue and gold and green. I decided not to waste the day (James has been all week in Edinburgh on business). I took my book and parasol and cushion and walked along to the beach, which was quite empty, as the fishermen had taken advantage of the weather to set their creels here and there under the cliffs on the west side.
I sat down on a rock and opened my book of Shenstone’s poems. Everything was quite beautiful and tranquil. Nature smiled. It was so peaceful I could hear the horse in the field above champing and moving through the grass. I could sense, almost, the earth’s juices flowing.
(How is it words in a book are never so beautiful and interesting outside, in the sun? Of course they are, they must be; but books seem made for opening beside a fire indoors, with the yellow waverings of candle-light on the white pages. My friend, I would rather than any book that you had been there to share that beautiful day with me! There is a selfishness in solitary enjoyment.)
It seemed, however, that I was not destined to be solitary for too long. I heard the faintest rhythmic displacement of dry sand-grains. Who could it be, the despoiler of my solitude? I raised the rim of my summer hat, and looked.
It was a small boy, anonymous against the blue and silver glitterings of ocean.
His mouth, between the sea and the fields, was ringing like a little bell.
Dear Alicia, the boy spoke as if the shells and stones and water were living things, and could understand what he was saying. It was the strangest experience: I hidden in my rock cranny, this boy (whoever he was) wandering here and there about the shore, chanting.

Результаты (русский) 1:

«Он не будет выйти!»,-сказал Hundland. «Он является странный мальчик, который я когда-либо видел. Он не показать себя, если вы должны были предложить ему кусок золота. Я не знаю, что чтобы стать моба, когда он вырос. Он боится лодки. Он боится лошадей. Он хочет знать все о них, все же. Он боится любого незнакомца, который идет о. Это не будет делать в crofter Рыбак. Он может вырасти из него. Ему придется.» «Конечно, он должен быть в школе,» сказал я. «Он боится учитель, тоже и большие мальчики; они не оставит его в покое. Он так невежественны, как пугало, когда речь заходит о букв и цифр. Он расстроен этим утром, потому что его матери в постели. Единственный раз, когда он счастлив, когда он сам. Он содержание себя с daft игры, он делает...». Это были слова моей радикальной Садовник для меня, наиболее он когда-либо говорил. (Но никогда не прикасайтесь к шляпке.) Это был самый красивый утром, Алисия, все синие и золотые и зеленые. Я решил не тратить день (Джеймс был всю неделю в Эдинбурге на бизнес). Я взял мою книгу и зонтик и подушки и ходил вдоль пляжа, который был совершенно пуст, как рыбаки воспользовались погоды, чтобы установить их кромкообразователей здесь и там под скалы на западной стороне. Я сел на скале и открыл мою книгу Шенстон в стихи. Все было очень красивый и спокойный. Природа улыбнулся. Это было так спокойно, я мог слышать лошадь в поле над чавканья и движется через траву. Я чувствовал, почти, земли соков. (Как это слова в книге, никогда не так красиво и интересно снаружи, в солнце? Конечно они, они должны быть; но книги, кажется, сделал для открытия около пожара в помещении, с желтой waverings свечи на белых страницах. Мой друг, я бы вместо того, чтобы любые книги, которые вы были там, чтобы поделиться со мной, что прекрасный день! Существует эгоизм в одиночном пользования.) Однако, как представляется, что мне не суждено было быть одиноким слишком долго. Я услышал тусклых ритмичные смещения сухого песка зерна. Кто может быть, сражениях моего одиночества? Я поднял край лета шляпу и посмотрел. Это был маленький мальчик, анонимный против синего и серебра glitterings океана. Рот, между морем и полями, звеня как маленький колокол. Уважаемые Алисия, мальчик говорил, как будто снаряды и камни и вода были живые и может понять, что он говорил. Это был странный опыт: я спрятаны в моем рок щелях, этот мальчик (кто бы он ни был) бродить здесь и там около берега, пение.

Результаты (русский) 2:

"Он не выйдет!" , Сказал Hundland. "Он самый странный мальчик , которого я когда - либо видел. Он не показал бы себя , если бы вы предложить ему кусок золота. Я не знаю , что должно стать твари , когда он вырос. Он напугал лодок. Он напугал лошадей. Он хочет знать все о них, все равно. Он испугался чужой , который приходит о. Это не будет делать в-рыбака арендатор небольшой фермы. Он может вырасти из него. . Ему придется "
" Конечно , он должен быть в школе, "сказал я.
" Он боится учителя, тоже, и большие мальчики; они не оставят его в покое. Он столь же невежественны , как пугало , когда дело доходит до букв и цифр. Он расстроен этим утром, потому что его мать в постели. Единственный раз , когда он счастлив, когда он сам. Он довольствуется в безумных играх он делает до ... ".
Это были слова моего радикального садовника мне, самый он никогда не говорил. (Но никогда не прикосновение к крышке.)
Это было самое прекрасное утро, Алисия, все синий и золотой и зеленый. Я решил не тратить день (Джеймс был всю неделю в Эдинбурге по делам). Я взял мою книгу и зонтик от солнца и подушку и пошел вдоль к пляжу, который был совершенно пуст, так как рыбаки воспользовались погодой , чтобы установить их шпулек здесь и там под скалами на западной стороне.
Я сел на камень и открыл мою книгу стихов Shenstone в. Все было очень красиво и спокойно. Природа улыбнулась. Это было настолько мирным я мог услышать лошадь в поле выше чавканье и перемещение по траве. Я чувствовал, почти, соки Земли течет.
(Как это слова в книге никогда так красиво и интересно на улице, на солнце Конечно , они есть, они должны быть,? Но книги кажутся сделанными для открытия возле костра в помещении , с желтыми шатаниях свете свечи на белых страницах. Мой друг, я предпочел бы , чем любая книга , что вы были там , чтобы разделить эту прекрасный день со мной! существует эгоизм в одиночную наслаждение.)
казалось бы, однако, что мне не суждено было быть одиночными слишком долго. Я слышал , тусклых ритмичное перемещение сухих песчаных зерен. Кто же это может быть, то расхищать моего одиночества? Я поднял край моей летней шляпе, и посмотрел.
Это был маленький мальчик, анонимными против синего и серебристого glitterings океана.
Его рот, между морем и полями, был звон , как маленький колокольчик.
Дорогой Алисию, мальчик говорил , как будто снаряды и камни и вода были живые существа, и мог понять , о чем он говорил. Это был самый странный опыт: я спрятан в моем рок трещине, этот мальчик (кем бы он ни был) блуждающих здесь и там о берег, скандируя.

Результаты (русский) 3:

"он не выйдет!"говорит, hundland."он очень странный мальчик, которого я когда - либо видел.он не мог показать себя, если ты ему предложить кусочек золота.я не знаю, что будет с его, когда он вырос.он боится лодки.он боится лошадей.он хочет знать все о них все то же самое.он боится, что приходит чужой человек.это не так в crofter рыбак.он может вырасти из него.ему придется "."конечно, он должен быть в школе", - сказала я."он боится учитель тоже, и больших мальчиков; они не оставят его в покое.он ничего не знают, как пугало, когда дело доходит до буквы и цифры.он расстроен этим утром, потому что его мама в постели.единственный раз, когда он счастлив, когда он сам.он содержание себя с Daft игры он составляет... ".это слова моего радикальных огородникам меня, он никогда не говорил.(но не трогать в гл.)это было самое прекрасное утро, алисия, синий и золотой и зеленый.я решила не тратить день (джеймс был всю неделю в эдинбурге по делу).я взял мою книгу и зонтик и подушки и шел на пляж, который был пуст, как рыбаки воспользовались погода установить их creels здесь и там под скалами на западной стороне.я сел на рок и открыла свою книгу shenstone поэмы.все было очень красиво и тихо.характер улыбнулся.было так спокойно, я слышал, лошадь в поле выше champing и двигаться в траве.я ощущала, практически, земной успехах.(как это слова в книге не так красиво и интересно снаружи, на солнце?конечно, они должны быть; но книги, кажется, сделал для открытия рядом пожар в помещении, с желтой waverings свечного света на белые страницы.мой друг, я бы, скорее, чем любая книга, которую вы были там, чтобы поделиться, что прекрасный день со мной!есть эгоизм в одиночных пользования).представляется, однако, что мне не суждено быть его слишком долго.я слышал, никакого ритмично перемещения сухим песком зерна.кто бы это мог быть, despoiler моего одиночества?я поднял RIM моей летней шляпу, и смотрел.он был маленьким мальчиком, анонимные против синих и серебро glitterings океана.рот, между морем и областях, звонил, как колокольчик.дорогая, алисия, мальчик рассказал, как в случае корпусов и камни, и вода - живое, и не мог понять, что он говорит.это был странный опыт: я, спрятанных в мой рок трещину, этот мальчик (кем бы он ни был) бродит здесь и там о берег, поют.