Authenticity of knowledge has been

Authenticity of knowledge has been one of the most hotly debated problems in Western intellectual tradition throughout its history. The controversy, or rather multiple controversies, over the status of knowledge vis-à-vis reality go as far back as the Antiquity. They became particularly intense during the modern period. Kant’s critique of the Enlightenment radically departed from the classical epistemology. Kant emphasized the constructed nature of knowledge and the role of human agency in knowledge production. His re-examination of the classical tradition led the way to a broad search for a non-classical epistemology that would integrate the new awareness and sensibilities.
Although this search has been going on for well over two centuries, no consensus seems to be emerging. On the contrary, debates over the status of knowledge have become increasingly more intense. Multiple sources generated this concern. It is beyond the scope of this paper to attempt a comprehensive historical account of its emergence and evolution. Suffice it to say that this increased concern about the status of knowledge reflects the growing awareness of autonomy and agency that has been broadly characteristic of the cultural climate that developed during the modern period, and particularly after the Second World War. This awareness, more than anything else, catalyzed the debates over the status of knowledge.
These debates were part and parcel of practically every major development in Western thought during the 20th century. They accompanied the emergence of modern science and particularly quantum physics, were involved in the development of modern philosophical perspectives (such as post-structuralism and post-modernism), shaped new approaches in the study of our past (for example, the new historicism), brought innovations in literary criticism, and inspired, more recently, feminist and post-colonial critiques.
The intellectual perspectives that have transpired in these debates are very diverse. It would certainly be an oversimplification to reduce the entire array of unique and original contributions to a limited number of archetypal categories, such as representationalists and anti-representationalists or realists and anti-realists. The majority of contributors fall between such extremes. However, the fact that moderate perspectives in these debates exceed radical ones has had little effect on the intensity of the controversy. On the contrary, if anything, this intensity has increased, rather than subsided, as reputations continue to be created and destroyed, and the paradoxes generated in these debates continue to multiply. Moreover, there is hardly any sign that the controversy will be resolved any time soon. Its sustained nature indicates that cognitive disequilibria at the root of the divisions still endure and have yet to be addressed.
The current direction of these debates which focus on whether our knowledge corresponds to anything out there does not appear to be very constructive. Even anti-representationalists agree that there are many instances in our experience when we do get things right and attain reliable knowledge that corresponds to the real world in which we live and function. So the question is not whether we can get things right, but rather how we get things right. How do we construct knowledge? What makes our knowledge reliable? Can we control knowledge production and make it more efficient?
Contemporary debates over these issues appear to be at an impasse and a genuine non-classical epistemology seems to be as distant a goal today as it was in Kant’s lifetime. It is obvious that a resolution of the controversy and the construction of a genuine non-classical epistemology are not possible without a clear understanding of what produces this conundrum. This paper will explain the source of the controversy and sketch an outline of a non-classical epistemology.

The Quantum Controversy
There is hardly a case more suitable for an analysis of the controversy about authenticity of knowledge than the famous debate that took place over seventy years ago between Albert Einstein and Niels Bohr. Much has been written about this debate, which arguably was one of the most important and much discussed events in twentieth century physics. There is no need to add another detailed account to the host of excellent studies that have appeared over the years on the subject. A brief overview of the debate, however, may be in order.
The debate began in the late 1920s in the wake of the “second quantum revolution” when the so-called Copenhagen interpretation of quantum theory was formulated by its main proponents, among whom Niels Bohr and Werner Heisenberg were the most prominent contributors. Einstein was certainly the most visible and celebrated figure among the critics of this interpretation. He and his supporters pursued several approaches in their criticism. They charged, for example, that quantum theory did not cover individual systems. Rather, they contended, it described the aggregate behavior of multiple systems, and not specific real situations. As Einstein put it in one of his contributions to this debate:
What does not satisfy me in that theory, from the standpoint of principle, is its attitude toward that which appears to me to be the programmatic aim of all physics: the complete description of any (individual) real situation (as it supposedly exists irrespective of any act of observation or substantiation).

Another line of criticism pursued by Einstein was to challenge the principle of complementarity. According to this principle, as articulated by Bohr, evidence obtained under different and mutually exclusive experimental conditions “cannot be comprehended within a single picture, but must be regarded as complementary. . . .” Einstein devised an ingenious experiment that became known as the photon-in-the-box experiment to provide an example which would demonstrate a possibility of measuring with arbitrary precision two complementary quantities, regarded as non-commuting, at the same time and thus disprove one of the fundamental principles of quantum theory.
Still another important line of criticism—one that eventually appeared in the paper published in 1935 jointly by Einstein, Podolsky, and Rosen—alleged that the Copenhagen interpretation was inconsistent. Einstein found it paradoxical that the measurement on one of the particles, which had been in contact and then became separated, would still affect the measurement of another particle—what Einstein called the “spooky action at a distance.” Although Einstein repudiated the EPR paper soon after its publication, he nevertheless continued to insist that “[t]he assertion that, in this latter case [i.e. separated systems], the real situation of B could not be (directly) influenced by any measurement taken on A is, therefore, within the framework of quantum theory unfounded and (as the paradox shows) unacceptable.” In a letter to Rosenfeld, Einstein asked, largely rhetorically: “How can the final state of the second particle be influenced by a measurement performed on the first, after all physical interaction has ceased between them?”
All these specific criticisms converged on one major point that quantum theory did not provide a complete description of the microscopic processes and that physicists should continue searching for a more comprehensive approach.
The intense criticisms left the Copenhageners unimpressed. In response to charges that quantum theory refused to deal with individual phenomena but only with aggregates, Bohr argued that quantum theory had a very different conception of individuality than did classical physics. “In fact,” he wrote, “. . . in quantum physics we are presented . . . with the inability of the classical frame of concepts to comprise the peculiar feature of indivisibility, or ‘individuality,’ characterizing the elementary processes.” In his view, “the quantum postulate requires that ‘interactions’ between ‘systems’ be accorded the feature of ‘wholeness’ or ‘individuality.’” Bohr also countered Einstein’s ingenious photon-in-the-box experiment with his own interpretations of this experiment, invoking Einstein’s own theory of relativity to show that the experiment did not violate the principle of complementarity, and moreover, it was well “suited to embrace the characteristic features of individuality of quantum phenomena.” The Copenhageners also did not appear to be perturbed by the paradoxes highlighted in the EPR paper. In fact, they did not see much new in this article that had not been addressed and explained by them prior to the paper’s publication. Bohr, for example, saw the argumentation advanced in the article as ill suited “to affect the soundness of quantum-mechanical description, which is based on a coherent mathematical formalism covering automatically any procedure of measurement like that indicated [in the article].”
Although by the end of the 1930s the debate seemed to have passed its peak, Einstein persisted in his attempts to reason with his opponents. After failing to win the battle, Einstein tried to make a compromise. While granting that “the (testable) relations which are contained in it [quantum theory] are, within the natural limits fixed by the indeterminacy relations, complete,” he argued that there was no ground, either theoretical or empirical, to consider any theory as a complete description of physical reality. He even conceded the incompleteness of his own theory of relativity, recognizing that “the general theory of relativity furnished . . . a field theory of gravitation, but no theory of the field-creating masses.” But all these efforts were to no avail. Bohr and his supporters remained unwavering in their stance and continued to gain new supporters for their orthodoxy. Bohr managed to cr

Результаты (русский) 1:

Подлинность знаний был одним из наиболее горячо дискутируемых проблем в Западной интеллектуальной традиции на протяжении всей своей истории. Споры, или скорее несколько противоречий, над состоянием знаний vis-à-vis реальности идти еще в древности. Они стали особенно интенсивными в современный период. Критика Канта просвещения радикально отходит от классической теории познания. Кант подчеркнул сконструированный характер знаний и роль человеческого Агентства в производство знаний. Его повторное изучение классической традиции повел к широкого поиска для неклассических эпистемологии, который будет интегрировать новое понимание и чувства. Хотя этот поиск продолжается на протяжении более двух столетий, отсутствие консенсуса, по-видимому, формируется. Напротив дебаты по состояния знаний становится все более интенсивным. Несколько источников генерируется эту озабоченность. Это выходит за рамки этой бумаги, чтобы попытаться всеобъемлющий исторический отчет о его возникновения и эволюции. Достаточно сказать, что это увеличение озабоченность по поводу состояния знаний отражает растущее осознание автономии и агентства, который был широко характерный культурный климат, который разработан в современный период и особенно после второй мировой войны. Это понимание, больше, чем все остальное, катализатором дискуссии над состояния знаний. Эти дискуссии были неотъемлемой частью практически всех крупных развития в Западной мысли в XX веке. Они сопровождали появление современной науки и особенно квантовой физики, были вовлечены в развитие современных философских аспектов (например идентичностью и пост-модернизма), сформировал новые подходы в изучении нашего прошлого (например, новый historicism), принесли инновации в литературной критики и вдохновил, совсем недавно, феминистские и постколониального критики. Интеллектуальные перспективы, которые произошли в этих дебатах весьма разнообразны. Конечно, было бы упрощением сократить весь массив уникальный и оригинальный вклад в ограниченное количество архетипической категорий, таких как representationalists и анти representationalists или реалисты и анти реалисты. Большинство вкладчиков подпадают между такими крайностями. Однако тот факт, что умеренные перспективы в этих дебатах превышает радикальных имеет незначительное влияние на интенсивность полемики. Напротив во всяком случае, эта интенсивность увеличилась, а не утихла, репутации, по-прежнему создаются и уничтожаются, а парадоксы, созданные в этих дебатах продолжать размножаться. Кроме того есть вряд ли каких-либо признаков, что споры будут решаться в любое время скоро. Ее устойчивый характер указывает, что когнитивные неравновесие в корне отделов еще терпеть и еще предстоит решить. Текущее направление этих дебатов, которые сосредоточены на наши знания соответствует ли что-нибудь там, как представляется, не были очень конструктивными. Даже anti-representationalists согласны с тем, что существует много примеров нашего опыта, когда мы делаем правильные вещи и достичь надежные знания, которые соответствует в реальном мире, в котором мы жить и работать. Поэтому вопрос заключается не ли мы можем получить вещи правильно, но скорее, как мы получаем вещи правильно. Как мы строим знания? Что делает наши знания надежным? Мы можем контролировать производство знаний и сделать его более эффективным? Современные дебаты по этим вопросам, как представляется, в тупике, и подлинной неклассической теории познания, как представляется, быть далекой целью сегодня, как это было в жизни Канта. Очевидно, что к урегулированию спора и строительство подлинной неклассических эпистемологии не невозможно без четкого понимания что производит эту головоломку. Этот документ будет объяснить источник противоречий и эскиз наброски неклассических эпистемологии.Квантовая споры Существует едва ли случай больше подходит для анализа споры по поводу подлинности знаний, чем знаменитые дебаты, которые имели место более семидесяти лет назад между Альберт Эйнштейн и Нильс Бор. Много было написано об этой дискуссии, которая вероятно была одним из наиболее важных и гораздо обсуждаемых событий в физике ХХ века. Существует не нужно добавить еще один подробный отчет в узел отличные исследований, которые появились с течением времени по этому вопросу. Краткий обзор дискуссии, однако, может быть в порядке. Дискуссия началась в конце 1920-х годов в результате «вторая квантовая революция» когда так называемые Копенгагенская интерпретация квантовой теории был разработан ее основные сторонники, среди которых Нильса Бора и Вернер Гейзенберг были наиболее известных авторов. Эйнштейн, несомненно, наиболее заметным и знаменитый рисунок среди критиков этого толкования. Он и его сторонники преследовал несколько подходов в их критике. Например, они обвинили, что квантовая теория не охватывает индивидуальных систем. Скорее они утверждали, он описал статистическую поведение нескольких систем, а не конкретных реальных ситуаций. Как Эйнштейн положить его в одном из его вклад в эту дискуссию:Что не удовлетворяет меня в том, что теория, с точки зрения принципа, является его отношение к, которая представляется мне быть программной целью всех физики: полное описание любой (индивидуальный) реальной ситуации (как он якобы существует независимо от любой акт наблюдения или обоснования). Еще одна линия критики проводимой Эйнштейн был оспаривать принцип взаимодополняемости. Согласно этому принципу, как сформулирована бора, доказательства, полученные в различных и взаимоисключающих экспериментальных условиях» не может быть понята в единую картину, но должны рассматриваться как взаимодополняющие....» Эйнштейн разработал гениальный эксперимент, который стал известен как Фотон в box эксперимент, чтобы дать пример, который бы продемонстрировать возможность измерения с произвольной точности два дополнительных количеств, рассматриваются как не коммутирующих, в то же время и таким образом опровергнуть один из основополагающих принципов квантовой теории. Еще одной важной линией критики — один, который в конечном итоге появились в документе опубликована в 1935 году совместно, Эйнштейн, Подольский и Розен — утверждал, что Копенгагенская интерпретация не согласуется. Эйнштейн нашел это парадоксальным, что измерения на одном из частиц, которые были в контакте и затем отдалился, по-прежнему повлияет на измерение другой частицы — что Эйнштейн под названием «жуткий действия на расстоянии». Хотя Эйнштейн аннулировал ОРЭД документ вскоре после его публикации, он тем не менее продолжал настаивать на том, что «[t] он утверждение о том, что в этом последнем случае [т.е. отдельные системы], реальное положение B может не быть под влиянием (непосредственно) любое измерение на A, таким образом, в рамках квантовой теории необоснованные и (как парадокс показывает) неприемлемо.» В письме к Розенфельд, Эйнштейн спросил, преимущественно риторический вопрос: «как может конечное состояние второй частицы зависит от измерений, выполненных на первый, после прекращения всех физического взаимодействия между ними?» Все эти конкретные критические замечания сошлись на одной точке основных, что квантовая теория не предоставить полное описание микроскопических процессов и что физиков следует продолжать поиск более комплексный подход. Интенсивной критики оставил Copenhageners не поддавшийся эмоциям. В ответ на обвинения, которые квантовой теории отказался иметь дело с отдельными явлениями, но только с агрегатами бора утверждал, что квантовая теория была очень разные концепции индивидуальности, чем классической физики. «В самом деле, «он писал,»... в квантовой физике, мы представлены... с классической рамки концепций неспособность составляют особенностью неделимости, или «индивидуальность,» характеризующие элементарные процессы.» По его мнению «постулат квантовой требует, наделение 'взаимодействия' между «системы» особенность «Целостность» или «индивидуальность.»» Бор также возразил гениальный эксперимент Фотон в box Эйнштейна с его собственной интерпретации этого эксперимента, вызов Эйнштейна собственных теории относительности, чтобы показать, что эксперимент не нарушает принцип взаимодополняемости, и Кроме того, он был хорошо» подходит для обнимать характерные черты индивидуальности квантовых явлений.» Copenhageners также не представляется быть возмущенного парадоксы, подчеркивается в документе ОРЭД. В самом деле, они не видят много нового в этой статье, не были рассмотрены и объяснить их перед публикацией газеты. Бор, например, увидел аргументации, в этой статье, как плохо подходит «для влияет на прочность квантово механические описания, которая основана на согласованных математическим формализмом, охватывающих автоматически любой процедуры измерения как, указанных [в статье].» Although by the end of the 1930s the debate seemed to have passed its peak, Einstein persisted in his attempts to reason with his opponents. After failing to win the battle, Einstein tried to make a compromise. While granting that “the (testable) relations which are contained in it [quantum theory] are, within the natural limits fixed by the indeterminacy relations, complete,” he argued that there was no ground, either theoretical or empirical, to consider any theory as a complete description of physical reality. He even conceded the incompleteness of his own theory of relativity, recognizing that “the general theory of relativity furnished . . . a field theory of gravitation, but no theory of the field-creating masses.” But all these efforts were to no avail. Bohr and his supporters remained unwavering in their stance and continued to gain new supporters for their orthodoxy. Bohr managed to cr

Результаты (русский) 2:

Подлинность знаний был одним из самых горячо обсуждаемых проблем в западной интеллектуальной традиции на протяжении своей истории. Спор, или, скорее, несколько противоречия, по статусу знаний визави реальность так, как еще в античности. Они стали особенно интенсивными в современный период. Критика Канта Просвещения в корне отошел от классической эпистемологии. Кант подчеркнул, построенную природу знаний и роль человеческого фактора в производстве знаний. Его пересмотр классической традиции повел к широкому поисках неклассической эпистемологии, что бы интегрировать новое осознание и чувства.
Хотя этот поиск продолжается уже на протяжении более двух столетий, консенсус не кажется, появляются. Напротив, дебаты по статусу знаний становятся все более интенсивным. Несколько источников сгенерирована озабоченность. Это выходит за рамки данной статьи, чтобы попытаться всеобъемлющий исторический очерк его возникновения и эволюции. Достаточно сказать, что это беспокойство по поводу состояния знаний отражает растущее осознание самостоятельности и агентства, который был широко характеристика культурного климата, развитой в современный период, и особенно после Второй мировой войны. Это осознание, более чем что-либо еще, катализируемой дебаты по поводу статуса знаний.
Эти дебаты были неотъемлемой частью практически каждого крупного развития западной мысли в 20-м веке. Они сопровождали появление современной науки, в частности квантовой физики, были вовлечены в разработку современных философских точек зрения (например, пост-структурализма и постмодернизма), формы новых подходов к изучению нашего прошлого (например, новый историзм) , принес инновации в литературной критике, и вдохновение, в последнее время, феминистские и пост-колониальные критика.
Интеллектуальные перспективы, которые произошли в этих дебатах очень разнообразны. Это, несомненно, будет упрощением уменьшить весь массив уникальных и оригинальных вкладов в ограниченном количестве архетипических категорий, таких как representationalists и анти-реалистов representationalists или и анти-реалистов. Большинство вкладчиков падают между такими крайностями. Тем не менее, тот факт, что умеренные перспективы в этих дебатах превышает радикальных была мало влияет на интенсивность споров. Наоборот, если что-нибудь, эта интенсивность возросла, а не утихла, а репутация по-прежнему создаются и уничтожаются, и парадоксы, образующиеся в этих дебатах продолжают размножаться. Кроме того, вряд ли есть признак того, что спор будет решен в ближайшее время. Его устойчивый характер означает, что когнитивные нарушения равновесия в корне дивизий еще терпеть и еще предстоит решить.
текущее направление этих дискуссий, которые сосредоточены на, соответствует ли наше знание к чему там, кажется, не очень конструктивно. Даже анти-representationalists согласны, что есть много случаев, в нашем опыте, когда мы сделать все правильно и достичь достоверного знания, что соответствует в реальном мире, в котором мы живем и функции. Так вопрос не можем ли мы сделать все правильно, но, скорее, как мы получим все правильно. Как построить знания? Что делает надежным наши знания? Можем ли мы контролировать производство знаний и сделать его более эффективным?
Современные дебаты по этим вопросам, как представляется, в тупике и подлинного неклассической эпистемологии, кажется, быть далеким цель сегодня, как это было в жизни Канта. Очевидно, что разрешение споров и строительство подлинного неклассической эпистемологии не возможно без четкого понимания того, что производит эту загадку. Эта статья будет объяснить источник полемики и эскиз наброски неклассической эпистемологии. Квантовая Споры Существует вряд ли дело больше подходит для анализа споров о подлинности знаний, чем знаменитый спор, который состоялся более семидесяти лет назад между Альбертом Эйнштейном и Нильсом Бором. Много было написано об этой дискуссии, которая, возможно, была одним из самых важных и широко обсуждается событий в физике ХХ века. Там нет необходимости, чтобы добавить еще один подробный отчет с множеством прекрасных исследований, появившихся на протяжении многих лет по этому вопросу. Краткий обзор дискуссии, однако, может быть в порядке. Дебаты начались в конце 1920-х годов на волне "второго квантовой революции", когда так называемая копенгагенская интерпретация квантовой теории была сформулирована его главных сторонников, среди которых Нильс Бор и Вернер Гейзенберг были самые выдающиеся авторы. Эйнштейн был, конечно, самым заметным и знаменитым фигурой среди критиков этой интерпретации. Он и его сторонники преследовали несколько подходов в своей критике. Они обвиняли, например, что квантовая теория не охватывает отдельные системы. Скорее всего, они утверждали, это описано совокупного поведения различных систем, а не конкретные реальные ситуации. Эйнштейн положил его в одном из своих взносов в этой дискуссии: Что не удовлетворяет меня в этой теории, с точки зрения принципа, является его отношение к то, что кажется мне, чтобы быть программным цель всей физики: полное описание любой (индивидуальный) реальная ситуация (как это, мол, существует независимо от любого акта наблюдения или обоснования). Другая линия критики проводимой Эйнштейна было оспорить принцип дополнительности. Согласно этому принципу, как это сформулировано Бором, доказательства, полученные при различных и взаимоисключающих экспериментальных условиях "не может быть понято в рамках одной картины, но должны рассматриваться как взаимодополняющие. , , . "Эйнштейн придумал гениальный эксперимент, который стал известен как эксперимент фотон-в-в-поле, чтобы обеспечить пример, который продемонстрирует возможность измерения с произвольной точностью два взаимодополняющих количества, считаются неперестановочных, в то же время и, таким образом, опровергнуть один из основных принципов квантовой теории. Еще одно важное направление критики-одном, что в конечном итоге появились в статье, опубликованной в 1935 году совместно с Эйнштейном, Подольским и Розеном-утверждал, что Копенгагенская интерпретация противоречит. Эйнштейн нашел парадоксальным, что измерение на одном из частиц, которые были в контакте, а затем отделился, будет по-прежнему влиять на измерение другой частицы, что-Эйнштейна называется "жуткий действия на расстоянии». Хотя Эйнштейн отверг статьи ЭПР вскоре после его публикации, он тем не менее продолжал настаивать на том, что "[т] он утверждение, что в этом последнем случае [т.е. разделенных систем], реальная ситуация В не могло быть (непосредственно) под влиянием любого измерения, принятых на это, поэтому ., в рамках квантовой теории и необоснованного (а парадокс показывает) неприемлемого "В письме к Розенфельд, спросил Эйнштейна, в значительной степени риторический:" Как может конечное состояние второй частицы под влиянием измерения выполненной на первый, ведь физическое взаимодействие перестал между ними? " Все эти конкретные критические сошлись на одной крупной точки, что квантовая теория не дает полного описания микроскопических процессов, и что физики должны продолжать поиск более всеобъемлющего подхода. Интенсивные критика оставил Copenhageners впечатления. В ответ на обвинения, что квантовая теория отказались иметь дело с отдельными явлениями, но только с агрегатами, Бор утверждал, что квантовая теория была совсем другая концепция индивидуальности, чем сделал классическую физику. "На самом деле," писал он, ". , , в квантовой физике мы представлены. , , с неспособностью классической раме понятий составляют характерную особенность неделимости или «индивидуальности», характеризующие, элементарные процессы ". По его мнению," квантовый постулат требует, чтобы "взаимодействие" между "систем" быть предоставлено особенность "целостность" или "индивидуальность". Бор возразил гениальный эксперимент Эйнштейна фотонов в коробки со своими интерпретациями этого эксперимента, сославшись собственную теорию относительности Эйнштейна, чтобы показать, что эксперимент не нарушают принцип дополнительности, и Кроме того, это было хорошо "подходит, чтобы охватить характерные черты индивидуальности квантовых явлений." В Copenhageners тоже, кажется, не возмущается парадоксов выделены статьи ЭПР. На самом деле, они не видели много нового в этой статье, не были решены, и объясняется их до публикации газеты. Бор, например, видел аргументация продвинулись в статье, как плохо подходит ", чтобы повлиять на правильность квантово-механического описания, основанного на согласованном математического формализма, охватывающего автоматически любую процедуру измерения, как указано, что [в статье]." Хотя к концу 1930-х годов дискуссия, казалось, прошла свой ​​пик, Эйнштейн упорно в своих попытках рассуждать со своими оппонентами. После неудачной попытки выиграть битву, Эйнштейн пытался идти на компромисс. При предоставлении, что "(проверяемые) отношения, которые содержатся в нем [квантовая теория] являются, в естественных пределах, установленных неопределенности отношений, полных," он утверждал, что не было никаких оснований, либо теоретические или эмпирические, чтобы рассмотреть любую теорию как полное описание физической реальности. Он даже признал, неполноту своей теории относительности, признавая, что "общая теория относительности мебелью. , , теория поля тяготения, но не теория полевых создания масс. "Но все эти усилия были безрезультатными. Бор и его сторонники остались непоколебимой в своей позиции и продолжает набирать новых сторонников для их ортодоксальности. Бор сумел CR

Результаты (русский) 3:

Подлинность знаний была одной из самых горячо обсуждаемых проблем в Западной интеллектуальной традиции на протяжении своей истории. спора, или скорее несколько противоречий, в состояние знаний по отношению к реальности перейти еще в древности. Они стали особенно активно в современный период.