It’s best to be here early, especia

It’s best to be here early, especially on Saturdays. The rising pitch of the kettle is whistle joined with the faint hiss from the little blue camping stove. Twenty years old, that stove, found the receipt in a drawer just the other day — a bargain at four pounds fifty — but it always pays to hang onto the receipts. It’s Saturday today. By eight-thirty the staff have all arrived, I can’t hear them directly, but the soft, distant voices of the lifts rising and falling give them away.

Of course there is routine that measures time doesn’t it? Even the period before Christmas and during the sales that follow, routine is still there, although the time stretches and contracts as the public ebb and flow through the building like an unpredictable tide — routine will still be there, disguised, beneath the surface, an undertow. As the management ritually pull out their hair, thicken their arteries, bark at their coworkers and re-prioritise their priorities — behind it all routine will be waiting. Everyone here is a slave to it… even if they move on, get married, die… there will always be others to master, to enslave. I too am a slave to routine… but I don’t mind.

I look at the long white envelope with my name printed neatly in the centre, its edges slightly curled as though to fend off the surrounding army of clutter on the desk. An intruder. A foreign object.

I go down the stairs and open the main doors. Can’t keep the public waiting. Today is much like any other day. In amongst the structure of routine women drift like ghosts amid the lingerie, touching here, feeling there while husbands linger on the periphery of their erratic orbits, faces masked with bored indifference; in the homeware section, tweed-skirted ladies lift the lids on teapots; sniff, like careful poodles at bowls of Pot Porri, turn everything upside down to check the price and replace it quickly at the approach of an eager assistant. The sun streams through the plate glass windows in great broad beams, igniting every chrome fitting, while tired and wayward children are narrowly missed by my trolley’s wheels.

At 11 o’clock I go to the meeting with Mr. Radcliffe, the manager. He is a fat man, and the smallest motion on his part induces him to break into a sweat. He sits across the desk from me with the air of a man who has never dared to look a day in the eye. He speaks quickly and a little pompously, his eyes drifting toward the clock on the wall more often than my face. He says his words carefully, as though trying to pull each one down with the gravity of his tone. He endeavours to grant some words such as ‘free time’, ‘benefit package’, ‘pension fund’, ‘hobbies’ and ‘exemplary service’ an even greater weight of importance, but succeeds only in sweating some more as he glances to the clock.

In the staff canteen at lunchtime I see Mr. Radcliffe again as he orders a main course and two sweets, but this is not an unusual occurrence as far as I am aware. I don’t often come here, preferring to eat in my room upstairs, there I can read uninterrupted. But today I choose the canteen, although even here I am isolated to an island table set for six — that’s fine. I am not so naive to be unaware that I have a certain reputation here — a kind of gruff aloofness. I don’t actually believe this is part of my nature… or at least it never
Used to be. I like to be my own man, that’s all. I’ve little time for idle gossip. Years ago, when the new, young starters would arrive in June or July, I was more sociable. They would plague me for tips on the horses, or pop up to my ‘office’ for a skive or a cup of tea. But it all got a little out of hand. I no longer had any peace. So I became a little testy with them, and my annoyance soon became more organised. I became unpredictable and aggressive, this became a bit of a game, then a habit, and in the end… finally… me.

It’s dusk now and the store is quiet again. The kettle rocks gently on the metal frame of the stove. I glance around my room; the rows of books and piles of magazines, the ancient portable television, the radio. I have very few real possessions. What, really, does one man need? I’ve brought the things little by little from the flat. Now I think I have all that is required. I suppose, on occasion, they have suspected I stay here through the night, but that doesn’t bother me. It was a relief to let the flat go completely, I never felt at home there.

I have taken the retirement letter from its envelope and dropped it onto the worn lino. Now it lies there like a broken kite. I will sit here; wait until the mice come out from their hidden places to nibble at its corners and eat its words.

Результаты (русский) 1:

Лучше быть здесь рано, особенно по субботам. Поднимая тангажа чайника – свистит, вместе с слабым hiss от маленький голубой кемпинг плита. Двадцать лет, что плита, нашли квитанцию в ящике на днях — сделка на четыре пятьдесят фунтов, но он всегда платит, чтобы повесить на квитанции. Сегодня это суббота. 8-30, которые сотрудники все приехали я не слышу их непосредственно, но мягкий, далекие голоса лифтов, поднимаясь и опускаясь отдать их.Конечно, есть обычные меры времени, не так? Даже период перед Рождеством и во время продажи, которые следуют, процедура все еще там, хотя время тянется и контракты как общественный приливами и отливами через здание, как непредсказуемый Тайд-процедура будет по-прежнему будет там, замаскированный, под поверхностью, откат. Как управление ритуально вытащить свои волосы, утолщаются их артерий, лаять на их coworkers и вновь приоритетность их приоритетов — за ним будет ждать все обычные. Все здесь есть раб его, даже если они двигаться дальше, выйти замуж, умирают... всегда будет чтобы освоить, чтобы поработить другие. Я тоже раб рутины..., но я не возражаю.Я смотрю на длинный белый конверт с моим именем, аккуратно напечатана в центре, его края, слегка завитые как будто для отмахнуться от окружающих армии беспорядок на столе. Нарушителя. Посторонний объект.Я спуститься вниз по лестнице и открыть двери. Не удается сохранить ожидания общественности. Сегодня так же, как любой другой день. В скучно безразличие; среди структуры Дрейф обычных женщин как призраки на фоне нижнего белья, касаясь здесь, чувствуя там, в то время как мужья задержаться на периферии их erratic орбиты для лица в масках с в разделе Товары для дома обогнул Твид дамы поднимите крышки на чайников; нюхать, как тщательно пуделей в bowls горшок Porri, повернуть все вниз, чтобы проверить цену и быстро заменить его на подходе страстного помощника. Потоки солнца через пластины стеклянные окна в большой широкой балки, разжигая каждый Хром установки, в то время как усталый и своенравных детей узко пропустил моей тележки колеса.В 11 часов езжу на встречу с г-н Рэдклифф, менеджер. Он толстый человек, и наименьшее движение на его части заставляет его разорвать в поту. Он сидит на столе у меня с воздухом человека, который никогда не осмелился смотреть день в глаза. Он говорит быстро и немного пышно, его глаза дрейфует в сторону часы на стене чаще, чем мое лицо. Он говорит его слова тщательно, как будто пытается тянуть каждый из них с тяжести его тон. Он стремится предоставить некоторые такие слова, как «свободное время», «социальный пакет», «пенсионный фонд», «хобби» и «образцовый сервис» еще больший вес важности, но успешно только потоотделение немного, как он смотрит на часы.В столовой для сотрудников в обеденное время, я вижу г-н Рэдклифф снова как заказы он основное блюдо и две сладости, но это не является необычным явлением, насколько мне известно. Я не часто приезжают сюда, предпочитая поесть в моей комнате на верхнем этаже, там я могу читать непрерывно. Но сегодня выбрать столовой, хотя я даже здесь изолированные острова столовый набор на 6 — это хорошо. Я не настолько наивен, чтобы не знать, что у меня определенную репутацию здесь — вид грубый отрешенность. Я на самом деле не верю, это часть моей природы... или, по крайней мере он никогда неРаньше. Мне нравится быть моим собственным человеком, который все. У меня мало времени простоя сплетни. Лет назад, когда новые, молодые пускателей прибудет в июне или июле, я был более коммуникабельная(ый). Они чумы меня за советы на лошадях, или появляются на мой «офис» для Скиве или чашку чая. Но все это немного из рук. Я не имел никакой мир. Так я стал немного вспыльчивый, с ними, и мое раздражение вскоре стали более организованными. Я стал агрессивным и непредсказуемым, это стало немного игра, то привычка и в конце концов... Наконец... меня.Это сумерки сейчас и магазин тихо снова. Чайник пород нежно на металлической раме печи. Я взглянул вокруг моей комнаты; ряды книг и груды журналов, древний портативный телевидение, Радио. У меня очень мало реальных вещей. Что, действительно, человеку нужно? Мало-помалу я принес вещи из квартиры. Теперь я думаю, что у меня есть все, что требуется. Я полагаю, иногда они заподозрили мне остаться здесь всю ночь, но это не беспокоит меня. Это была помощь, чтобы позволить квартиру идти полностью, я никогда не чувствовал дома там.Я взял на пенсию письмо от его конверт и бросил его на изношенные Лино. Теперь он находится там, как сломанной кайт. Я буду сидеть здесь; Подождите, пока мышей вышли из их скрытые места, чтобы грызть на углах и съесть его слова.

Результаты (русский) 2:

Лучше всего , чтобы быть здесь рано, особенно по субботам. Рост основного тона чайника свистка присоединился со слабым шипением из маленькой синей кемпинга печи. Двадцать лет, что плита, нашел квитанцию в ящике только на днях - сделку по четыре фунта пятьдесят - но она всегда платит , чтобы повесить на квитанции. Это суббота сегодня. В полдевятого сотрудники все приехали, я не могу услышать их непосредственно, но мягкие, далекие голоса лифтов поднимается и опускается отдать их.

Конечно , есть процедура , которая измеряет время , не так ли? Даже в период перед Рождеством и во время продаж , которые следуют, подпрограмма по - прежнему существует, хотя время растягивается и контракты , как общественный и отливами по всему зданию , как непредсказуемого прилива - процедура все еще будет там, замаскированного, под поверхность, прибойный. Поскольку управление ритуально вытащить свои волосы, утолщаются их артерии, кора на своих сотрудников и изменить приоритеты свои приоритеты - за ней все рутина будет ждать. Каждый здесь является рабом ... даже если они идут дальше, выйти замуж, умирают ... всегда будут другие к мастеру, чтобы поработить. Я тоже рабом рутины ... но я не против.

Я смотрю на длинный белый конверт с моим именем , которые печатаются аккуратно в центре, края ее слегка скрученные , как будто , чтобы парировать окружающую армию беспорядка на столе. Нарушитель. Посторонний предмет.

Я иду вниз по лестнице и открыть основные двери. Не удается сохранить общественное ожидание. Сегодня так же, как в любой другой день. В числе структуре обычных женщин дрейфовать , словно призраки на фоне женского белья, касаясь здесь, чувствуя себя там в то время как мужья задерживаются на периферии их беспорядочными орбит, лица в масках с скучающего безразличия; в разделе Товары для дома, твид-обогнул дамы поднимите крышки на чайниках; сопение, как тщательных пуделей в чашах Пот Porri, перевернуть все с ног на голову , чтобы проверить цену и быстро заменить его при приближении нетерпеливого помощника. Солнце потоки через пластину стекла окон в больших широких пучков, зажигая каждый хром фитинга, в то время как усталые и своенравные дети едва не колесами моей тележки.

В 11 часов я иду на встречу с г - ном Рэдклифф, менеджер. Он толстый человек, а наименьшее движение со своей стороны , побуждает его ворваться в поту. Он сидит через стол от меня с видом человека , который никогда не осмеливался смотреть в день в глаза. Он быстро говорит и немного напыщенно, его глаза дрейфует в сторону часы на стене чаще , чем мое лицо. Он осторожно говорит , что его слова, как будто пытаясь вытащить каждый из них вниз с тяжестью его тона. Он старается предоставить некоторые слова , такие как «свободное время», «пакет льгот», «пенсионный фонд», «хобби» и «образцовую службу» еще больший вес важности, но удается только потеть еще немного , как он смотрит на Часы.

В столовой для сотрудников в обеденный перерыв я вижу мистера Рэдклифф снова , как он заказывает основное блюдо и две конфеты, но это не редкое явление, насколько мне известно. Я не часто приезжают сюда, предпочитая есть в моей комнате наверху, там я могу читать без перерывов. Но сегодня я выбираю флягу, хотя и здесь я изолирован на столе острова набор для шести - это нормально. Я не настолько наивен , чтобы не знать , что у меня есть определенная репутация здесь - своего рода грубоватый отчужденности. Я на самом деле не считаю , что это часть моей природы ... или , по крайней мере , он никогда не
будет использоваться. Мне нравится быть моим собственным человеком, вот и все. У меня мало времени для праздных сплетен. Много лет назад, когда новые, молодые стартеры прибудет в июне или июле, я был более общительным. Они будут досаждать мне советы на лошадей, или всплывают в моем офисе '' для Скиве или чашку чая. Но все это стало немного из руки. Я уже не имел никакого мира. Так что я стал немного вспыльчивым с ними, и мое раздражение вскоре стал более организованным. Я стал непредсказуемым и агрессивным, это стало немного игры, то привычка, и в конце концов ... наконец -то ... меня.

Это сумерек сейчас и магазин стихло. Чайника породы мягко на металлическом каркасе печи. Я смотрю вокруг моей комнаты; ряды книг и груды журналов, древний портативный телевизор, радио. У меня очень мало реальных владений. Что, на самом деле, действительно нужен один человек? Я принес вещи понемногу из квартиры. Теперь я думаю , что я все , что требуется. Я полагаю, в некоторых случаях, они заподозрили я остаться здесь всю ночь, но это меня не беспокоит. Это было облегчение , чтобы позволить квартиру идти полностью, я никогда не чувствовал себя там как дома.

Я взял письмо из пенсионного конверт и бросил его на изношенной линолеума. Теперь она лежит там , как сломанная змей. Я буду сидеть здесь; ждать , пока мыши не выйдут из своих скрытых мест , чтобы грызть по углам и съесть его слова.