She was a bright and dreamy child,

She was a bright and dreamy child, it seemed, with a curious, hungry
mind; and she was given to airs of incongruous elegance which never quite
suited her background. She was the pride, none the less, of the village schoolmaster,
who did his utmost to protect and develop her. He was an elderly man
who had battered the rudiments of learning into several generations of farmhands.
But in Annie Light he saw a freak of intelligence which he felt bound
to nurture and cherish.
When she was about thirteen years old her mother was taken ill, so the girl
had to leave school for good. She had her fi ve young brothers and her father
to look after, and there was no one else to help. So she put away her books and
her modest ambitions as she was naturally expected to do. The schoolmaster
was furious and called her father a scoundrel, but was helpless to interfere.
There was probably no one less capable of bringing up fi ve husky brothers
than this scatter-brained, half-grown girl. But she did what she could, at least.
Meanwhile, she grew into tumble-haired adolescence, slap-dashing the housework
in fi ts of abstraction and sliding into trances over the vegetables. She
lived by longing rather than domestic law: Mr. Jolly and his books had ruined
her. During her small leisure hours she would put up her hair, squeeze her body
into a tight-boned dress, and either sit by the window or walk in fi elds – getting
poetry by heart, or sketching the landscape in a delicate snowfl ake scribble.
To the other village girls Mother was something of a case, yet they were
curiously drawn towards her. Her strain of fantasy, her sense of fun, her invention,
satire, and elegance of manner, must have intrigued and perplexed
them equally.
When her brothers were big enough to look after themselves, Mother
went into domestic service. Wearing her best straw hat and carrying a ropetied
box, seventeen and shapely, half-wistful, half-excited, she set out alone
for that world of great houses which in those days absorbed most of her kind.
As scullery-maid, housemaid, nursemaid, parlourhmaid, in large manors all
over the west, she saw luxuries and refi nements she could never forget. And
to which in some ways she naturally belonged.
Later, our grandfather retired from his horses and went into the liquor
business. He became host at The Plough, a small Sheepscombe inn, and when
grandmother died, a year or two afterwards, Mother left service to help him.
She spent several odd years in that village pub, living her double life, switching
from bar-room rages to terrace meditations, and waiting while her twenties
passed. Grandfather, on the other hand, spent his time in the cellars playing
the fi ddle across his boot.
Mother stuck by him faithfully, handled the drunks, grew older, and
awaited deliverance. Then one day she read in a local paper: ”Widower
(4 Children) Seeks Housekeeper”. She changed into her best, went out on
to the terrace, sat down, and answered the advertisement. A reply came back,
an appointment was made, and that’s how she met my father.
24
When she moved into his tiny house in Stroud, and took charge of his
four children, mother was thirty and still quite handsome. She had not, I suppose,
met anyone like him before. This young man with his airs and manners,
his music and his ambitions, his charm, bright talk, and undeniable good
looks, overwhelmed her as soon as she saw him. So she fell in love with him
immediately, and remained in love for ever. And herself being comely, sensitive,
and adoring, she attracted my father also. And so he married her. And so
later he left her – with his children and some more of her own.
When he’d gone, she brought us to the village and waited. She waited for
thirty years. I don’t think she ever knew what had made him desert her, though
the reasons seemed clear enough. She was too honest, too natural for this
frightened man; too remote from his tidy laws. She was, after all, a country girl:
disordered, hysterical, loving. The three or four years Mother spent with my
father she fed on for the rest of her life. Her happiness at that time was something
she guarded as though it must ensure his eventual return. She would talk
about it almost in awe, not that it had ceased but that it had happened at all.

Результаты (русский) 1:

Она была яркой и мечтательный ребенка, казалось, с любопытно, голодныеразум; и она проветривает нелепые элегантность которая никогдаподходит ее фон. Она была гордость, тем не менее, из села детоводителемкто сделал все возможное для защиты и развития ее. Он был пожилой человеккто побоям зачатки обучения в несколько поколений farmhands.Но в свете Энни он увидел урод разведки, который он чувствовал себя связаннымдля воспитания и лелеять.Когда ей было около тринадцати лет, ее мать была сделана плохо, поэтому девушкапришлось оставить школу для хорошего. Она имела ее fi ve молодых братьев и ее отецчтобы выглядеть после и там никого не было еще, чтобы помочь. Поэтому она убрать ее книги иее скромные амбиции как она была естественно. Детоводителембыл в ярости и назвал ее отец негодяем, но был беспомощным, чтобы вмешиваться.Никого не было вероятно менее способным вверх fi ve хриплым братьевчем этот разброс крикливый, половина выросла девушка. Но она сделала, что она могла бы, по крайней мере.В то же время она превратилась в вихревых haired отрочества, шлеп лихие работу по домув fi ts абстракции и скольжения в транс над овощами. Онажил тоска, а не внутреннего права: г-н Джолли и его книги погубилее. Во время ее небольшой отдыха часов она будет положить ее волосы, выжать ее телов платье плотно костяком и либо сидеть у окна или прогулка в областях – получениеПоэзия сердца или эскиз пейзаж в тонкий snowfl Аке писанина.Другие девочки села мать было что-то дела, но они былиЛюбопытно, тяготеет к ней. Ее штамм фантазии, ее чувство удовольствия, ее изобретениесатира и элегантность образом, должны заинтриговал и недоумевалиих одинаково.Когда ее братья были достаточно большой, чтобы ухаживать за собой, матьпошли в домашней прислуги. Ношение ее лучшие соломенной шляпе и проведение ropetiedКоробка, семнадцать и стройные, половина тоскливый, половина возбужденных, она толькодля этого мир великих домов которые в те дни поглощает большую часть своего рода.Как буфету горничной, домработницы, няни, parlourhmaid в больших поместий всена западе она увидела роскоши и модификации nements, она никогда не может забыть. Ик которому в некотором смысле, она, естественно, принадлежали.Позже наш дедушка ушел из своих лошадей и пошли в ликербизнес. Он стал хост в плуг, небольшой Шипскомбе inn и когдабабушка умерла в год или два после этого, мать левой службы, чтобы помочь ему.Она провела несколько с лишним лет в этой деревне паб, ее двойной жизни, переключениеиз бар комната бушует на террасе медитации и ждать, пока ее двадцатыхпрошло. Дед, с другой стороны, провел свое время в подвалах игрыfi ddle через его загрузки.Мать застрял его добросовестно, обрабатываются пьяниц, подрос, иожидает освобождения. Затем однажды она прочитала в местной газете: «вдовец(4 детей) Ищет домработница». Она превратилась в ее лучших, вышли наto the terrace, sat down, and answered the advertisement. A reply came back,an appointment was made, and that’s how she met my father.24When she moved into his tiny house in Stroud, and took charge of hisfour children, mother was thirty and still quite handsome. She had not, I suppose,met anyone like him before. This young man with his airs and manners,his music and his ambitions, his charm, bright talk, and undeniable goodlooks, overwhelmed her as soon as she saw him. So she fell in love with himimmediately, and remained in love for ever. And herself being comely, sensitive,and adoring, she attracted my father also. And so he married her. And solater he left her – with his children and some more of her own.When he’d gone, she brought us to the village and waited. She waited forthirty years. I don’t think she ever knew what had made him desert her, thoughthe reasons seemed clear enough. She was too honest, too natural for thisfrightened man; too remote from his tidy laws. She was, after all, a country girl:disordered, hysterical, loving. The three or four years Mother spent with myfather she fed on for the rest of her life. Her happiness at that time was somethingshe guarded as though it must ensure his eventual return. She would talkabout it almost in awe, not that it had ceased but that it had happened at all.

Результаты (русский) 2:

Она была яркой и мечтательный ребенок, казалось, с любопытством, голодный
ум; и она была дана кондиционирования нелепой элегантности , которая никогда не
подходит ее фоне. Она была гордостью, тем не менее, из села детоводителя,
он сделал все возможное , чтобы защитить и развивать ее. Он был пожилым человеком ,
который побоям зачатки обучения на несколько поколений батраков.
Но Энни Света он увидел уродца интеллекта , которую он чувствовал , связанный
развивать и лелеять.
Когда ей было тринадцать лет ее мать заболела, поэтому девушка должна
была покинуть школу навсегда. У нее были пять молодых братьев и ее отца
ухаживать, и не было никого , чтобы помочь. Так что она убрала книги и
ее скромные амбиции , как она , естественно , должны делать. Детоводитель
был в ярости и назвал ее отец подлецом, но был бессилен помешать.
Там не было , вероятно , никто в меньшей степени способны воспитывать пять собачьих братьев ,
чем этот разброс мозгами, наполовину выращены девушка. Но она сделала то , что она могла, по крайней мере. В то
же время, она переросла в барабанной стрижкой юности, хлопнуть-лихой работу по дому
в фи ц абстракции и скользя в трансе над овощами. Она
жила тоска , а не внутренним законодательством: Г - н Джолли и его книги разрушила
ее. Во время ее маленьких часов отдыха она подняла волосы, сжать ее тело
в тугой ширококостный платье, и либо сидеть у окна или ходить в полях - получение
стихи наизусть, или черчения пейзаж в деликатной snowfl аке каракулями.
Для других деревенских девушек Мать была чем - то дела, но они с
любопытством притягивается к ней. Ее напряжение фантазии, ее чувство удовольствия, ее изобретения,
сатиры, и элегантность образом, должно быть заинтригована и недоумевает
их одинаково.
Когда ее братья были достаточно большими , чтобы ухаживать за собой, мама
пошла в качестве домашней прислуги. Носить ее лучшей соломенной шляпе и проведение ropetied
коробку, семнадцать лет, и стройные, наполовину задумчивый, наполовину возбужден, она отправилась в одиночку
для этого мира больших домов , которые в те времена поглощенных большую часть своего рода.
Как кути-горничная, домработница, Воспитатель, parlourhmaid, в больших имениях все
более на западе, она увидела роскошь и REFI nements она никогда не сможет забыть. И ,
к которой в некотором роде она , естественно , принадлежавших.
Позже, наш дед ушел из его лошадей и пошел в винном
бизнесе. Он стал хозяином в The Plough, небольшой Sheepscombe гостинице, а когда
умерла бабушка, через год или два после этого, мать оставила службу , чтобы помочь ему.
Она провела несколько с лишним лет в этой деревне паб, живет ее двойную жизнь, переключение
из бар-зал бушует на террасу медитаций, и ждать , пока ее двадцатых
прошло. Дедушка, с другой стороны, провел свое время в подвалах играет
фи ddle через его сапог.
Мама заклеены ему верой и правдой, орудовал пьяниц, старел, и
ждали освобождения. Потом в один прекрасный день она прочитала в местной газете: "вдовец
(4 детей) Стремится Горничная". Она переоделась в лучшем случае , вышел на
террасу, сел, и ответил на рекламу. Ответ вернулся,
назначение было сделано, и вот как она встретила моего отца.
24
Когда она переехала в его крошечном доме в Страуд, и взял на себя ответственность своих
четверых детей, мать была тридцать и до сих пор довольно красивый. Она не была, я полагаю,
встретил никого , похожего на него раньше. Этот молодой человек с его манеры и кондиционирования,
его музыка и его амбиции, его обаяние, яркий разговор, и неоспоримо хорошо
выглядит, подавленный ее , как только она увидела его. Так что она влюбилась в него
сразу, и остался в любви навсегда. И сама будучи миловидной, чувствительная, ,
а обожать, она привлекла моего отца тоже. И таким образом , он женился на ней. И вот
спустя он оставил ее - вместе со своими детьми , и еще некоторые из ее собственной.
Когда он ушел, она привела нас в деревню и стал ждать. Она ждала
тридцать лет. Я не думаю , что она когда - либо знала , что заставило его дезертировать ее, хотя
причины , казалось , достаточно ясно. Она была слишком честен, слишком естественно для этого
испуганного человека; слишком далеко от своих аккуратных законов. Она была, в конце концов, деревенская девушка:
неупорядоченное, истерика, любя. Три или четыре года мать провела с моим
отцом , она питались для остальной части ее жизни. Ее счастье в то время было что - то
она охраняется , как будто она должна обеспечить его возможное возвращение. Она будет говорить
об этом почти в страхе, не то, что она прекратила , но что это случилось на всех.