The Bear Came Over the MountainFion

The Bear Came Over the Mountain
Fiona lived in her parents’ house, in the town where she and Grant went to university. It was a big, bay-windowed house that seemed to Grant both luxurious and disorderly, with rugs crooked on the floors and cup rings bitten into the table varnish. Her mother was Icelandic—a powerful woman with a froth of white hair and indignant far-left politics. The father was an important cardiologist, revered around the hospital but happily subservient at home, where he would listen to his wife’s strange tirades with an absentminded smile. Fiona had her own little car and a pile of cashmere sweaters, but she wasn’t in a sorority, and her mother’s political activity was probably the reason. Not that she cared. Sororities were a joke to her, and so was politics—though she liked to play “The Four Insurgent Generals” on the phonograph, and sometimes also the “Internationale,” very loud, if there was a guest she thought she could make nervous. A curly-haired gloomy-looking foreigner was courting her—she said he was a Visigoth—and so were two or three quite respectable and uneasy young interns. She made fun of them all and of Grant as well. She would drolly repeat some of his small-town phrases. He thought maybe she was joking when she proposed to him, on a cold bright day on the beach at Port Stanley. Sand was stinging their faces and the waves delivered crashing loads of gravel at their feet.

“Do you think it would be fun—” Fiona shouted. “Do you think it would be fun if we got married?”

He took her up on it, he shouted yes. He wanted never to be away from her. She had the spark of life.

Just before they left their house Fiona noticed a mark on the kitchen floor. It came from the cheap black house shoes she had been wearing earlier in the day.

“I thought they’d quit doing that,” she said in a tone of ordinary annoyance and perplexity, rubbing at the gray smear that looked as if it had been made by a greasy crayon.

She remarked that she’d never have to do this again, since she wasn’t taking those shoes with her.

“I guess I’ll be dressed up all the time,” she said. “Or semi-dressed up. It’ll be sort of like in a hotel.”

She rinsed out the rag she’d been using and hung it on the rack inside the door under the sink. Then she put on her golden-brown, fur-collared ski jacket, over a white turtleneck sweater and tailored fawn slacks. She was a tall, narrow-shouldered woman, seventy years old but still upright and trim, with long legs and long feet, delicate wrists and ankles, and tiny, almost comical-looking ears. Her hair that was as light as milkweed fluff had gone from pale blond to white somehow without Grant’s noticing exactly when, and she still wore it down to her shoulders, as her mother had done. (That was the thing that had alarmed Grant’s own mother, a small-town widow who worked as a doctor’s receptionist.

Результаты (русский) 1:

Медведь подошел горыФиона жил в доме ее родителей, в городе, где она и Грант отправился в университет. Это был большой, Бэй оконный дом, который, казалось Грант как роскошных, так и беспорядочно, с коврами, криво на этажах и Кубок кольца, укусил в таблице лаком. Ее мать была исландская — мощная женщина с пенкой белых волос и возмущаться дальнего левого политика. Отец был важным кардиолог, почитали вокруг больницы но счастливо раболепный дома, где он будет слушать его жена странные тирады рассеян улыбкой. Фиона имела ее собственный маленький автомобиль и кучу кашемировые свитера, но она была не в женский клуб, и ее мать политическая деятельность, вероятно, причина. Не то, чтобы она заботилась. Женских клубов были шуткой ей, и поэтому была политика — хотя она любила играть «четырех генералов бунтаря» на фонограф, а иногда и «Интернационал», очень громко, если там был гостем она считает, она могла бы сделать нервной. Вьющиеся волосы мрачным глядя иностранец ухаживания её — она говорит, он был вестготов — и так были два или три довольно респектабельный и непростой молодых стажеров. Она сделала весело их всех и субсидии. Она бы шутливо повторять некоторые из его городок фраз. Он подумал, что она шутит, когда она предложила ему, в холодной яркий день на пляже в Порт-Стэнли. Песок жгучая их лица и волны доставлены грохот нагрузок гравия у их ног.«Как вы думаете, было бы весело — «Фиона кричал. «Вы думаете, было бы весело, если мы поженились?»Он взял ее вверх на него, он кричал, да. Он никогда не хотел быть вдали от нее. Она была искра жизни.Просто перед тем, как они покинули их дом Фиона заметил знак на пол в кухне. Он пришел от дешевых черный дом обувь, которую одета ранее в тот же день.«Я думал, что они бы бросить, что делать», сказала она в тон обычной раздражение и растерянности, втирают в серый мазка, что посмотрел, как если бы оно было сделано на жирной карандаш.Она отметила, что она никогда не придется делать это снова, так как она не принимает эти туфли с ней.«Я думаю, я буду одет вверх все время»,-сказала она. «Или полу одетых. Это будет вроде как в отеле."Она прополоскана вне тряпкой, она использовала и повесил его на стойку двери под раковиной. Затем она положила на ее золотисто коричневый, мех воротником лыжной куртке, над белый свитер и с учетом палевый брюки. Она была женщиной, высокий, узкие плечи, семьдесят лет, но до сих пор вертикально и отделкой, с длинными ногами и длинные ноги, тонкие запястья и лодыжки и крошечные, почти комично смотря уши. Ее волосы, как свет, как пух молочая пошли от бледные блондинка белый как-то без гранта замечая точно когда и она по-прежнему носил вплоть до ее плечи, как ее мать сделала. (Это было то, что встревожены гранта в мать, вдова городок, который работал в качестве дежурного врача.

Результаты (русский) 2:

Медведь подошел гора
Фиона жил в родительском доме, в городе, где она и Грант поступил в университет. Это был большой, лавровый оконный дом, который, казалось, Грант и роскошный и беспорядочно, с коврами кривыми на этажах и стаканов колец укушенных в таблицу лаком. Ее мать была исландского мощным женщина с пеной белых волос и возмущенных ультралевые. Отец был важным кардиолог, почитали вокруг больницы, но к счастью подчинены дома, где он будет слушать странных тирад жены с рассеянный улыбкой. Фиона была своя маленький автомобиль и кучу кашемировые свитера, но она не была в женском обществе, и политическая деятельность ее матери был, вероятно, причина. Не то, чтобы она заботилась. Женские общества были отжиг ей, и так была политика, хотя она любила играть в "Четырех повстанческую генералов" на фонограф, а иногда и "Интернационал", очень громко, если был гостем она думала, что может нервировать. Кудрявый мрачный иностранец ухаживает за ней-она сказала, что он вестготов-и так было два или три совершенно добропорядочные и непростые молодые интерны. Она высмеял их всех и Гранта, а также. Она шутливо повторять некоторые из его малых городов фраз. Он подумал, что она шутит, когда она предложила ему на холодную ясный день на пляже в Порт-Стенли. Песок был колющий их лица и волны доставлен сбой нагрузок гравия у их ног. "Вы думаете, это было бы весело-" скандировали Фиона. "Вы думаете, что было бы интересно, если бы мы поженились?" Он взял ее на нем, он кричал да. Он хотел не быть вдали от нее. Она была искру жизни. Просто, прежде чем они оставили их дом Фиона заметил отпечаток на кухонном полу. Он пришел из дешевых Черный дом обуви она носила в начале дня. "Я думал, что они бросить делать это," сказала она тоном обычного раздражения и недоумения, потирая на сером мазка, который выглядел, как будто это было сделана жирным карандашом. она отметила, что она никогда не придется делать это снова, так как она не принимает эти туфли с ней. "Я думаю, я буду одет все время," сказала она. "Или полу-нарядили. Это будет вроде как в гостинице. " Она промыть тряпку она была использованием и подвесили его на стойке внутри двери под раковиной. Затем она надела золотисто-коричневой, меховой воротник лыжной куртке, на белом водолазка и с учетом желтовато-коричневых брюках. Она была высокой, Узкоплечий женщина, семьдесят лет, но до сих пор в вертикальном положении и обрезать, с длинными ногами и длинными ногами, нежными запястья и лодыжки, и крошечных, почти комических вид ушей. Ее волосы, что было светло, как молочая пух ушел от бледно-блондин в белом или иначе не заметив Гранта когда именно, и она по-прежнему носила его до плеч, а ее мать сделала. (Это было то, что встревожило собственную мать Гранта, местечковый вдову который работал портье врача.