“I suppose it’s all right—but I lik

“I suppose it’s all right—but I like to know what I’m eating.” He took another munch at his
Vit-Health. “Do you think they have any reliable mechanics?”
“They know enough to turn your exhaust pipe into a mortar. I believe Buicks make the best
mortars.”
The commandant returned and, saluting us smartly, said he had sent to the barracks for a
mechanic. Pyle offered him a Vit-Health sandwich, which he refused politely. He said with a manof-
the-world air, “We have so many rules here about food.” (He spoke excellent English.) “So
foolish. But you know what it is in a religious capital. I expect it is the same thing in Rome—or
Canterbury,” he added with a neat natty little bow to me. Then he was silent. They were both
silent. I had a strong impression that my company was not wanted. I couldn’t resist the temptation
to tease Pyle—it is, after all, the weapon of weakness and I was weak. I hadn’t youth, seriousness,
integrity, a future. I said, “Perhaps after all I’ll have a sandwich.”
“Oh, of course,” Pyle said, “of course.” He paused before turning to the basket in the back.
“No, no,” I said. “I was only joking. You two want to be alone.”
“Nothing of the kind,” Pyle said. He was one of the most inefficient liars I have ever known
—it was an art he had obviously never practised. He explained to the commandant, “Thomas
here’s the best friend I have.”
“I know Mr Fowler,” the commandant said.
“I’ll see you before I go, Pyle.” And I walked away to the Cathedral. I could get some
coolness there.
Saint Victor Hugo in the uniform of the French Academy with the halo round his tricorn hat
pointed at some noble sentiment Sun Yat Sen was inscribing on a tablet, and then I was in the
nave. There was nowhere to sit except in the Papal chair, round which a plaster cobra coiled, the
marble floor glittered like water and there was no glass in the windows. We make a cage for air
with holes, I thought, and man makes a cage for his religion in much the same way—with doubts
left open to the weather and creeds opening on innumerable interpretations. My wife had found her
cage with holes and sometimes I envied her. There is a conflict between sun and air : I lived too
much in the sun.
I walked the long empty nave—this was not the IndoChina I loved. The dragons with lionlike
heads climbed the pulpit: on the roof Christ exposed his bleeding heart. Buddha sat, as Buddha
always sits, with his lap empty. Confusius’s beard hung meagrely down like a waterfall in the dry
season. This was play-acting: the great globe above the altar was ambition : the basket with the
movable lid in which the Pope worked his prophecies was trickery. If this Cathedral had existed
for five centuries instead of two decades, would it have gathered a kind of convincingness with the
scratches of feet and the erosion of weather? Would somebody who was convincible like my wife
find here a faith she couldn’t find in human beings? And if I had really wanted faith would I have
found it in her Norman church? But I had never desired faith. The job of a reporter is to expose and
record. I had never in my career discovered the inexplicable. The Pope worked his prophecies with
a pencil in a movable lid and the people believed. In any vision somewhere you could find the
planchette. I had no visions or miracles in my repertoire of memory.
I turned my memories over at random like pictures in an album : a fox I had seen by the light
of an enemy flare over Orpington stealing along beside a fowl run, out of his russet place in the
marginal country : the body of a bayoneted Malay which a Gurkha patrol had brought at the back
of a lorry into a mining camp in Pahang, and the Chinese coolies stood by and giggled with nerves,
while a brother Malay put a cushion under the dead head: a pigeon on a mantelpiece, poised for
flight in a hotel bedroom: my wife’s face at a window when I came home to say good-bye for the
last time. My thoughts had begun and ended with her. She must have received my letter more than
a week ago, and the cable I did not expect had not come. But they say if a jury remains out for long
enough there is hope for the prisoner. In another week, if no letter arrived, could I begin to hope?
All round me I could hear the cars of the soldiers and the diplomats revving up: the party was over
for another year. The stampede back to Saigon was beginning, and curfew called. I went out to
look for Pyle.
He was standing in a patch of shade with his commandant, and no one was doing anything to
his car. The conversation seemed to be over, whatever it had been about, and they stood silently
there, constrained by mutual politeness. I joined them.
“Well,” I said, “I think I’ll be off. You’d better be leaving too if you want to be in before
curfew.”
“The mechanic hasn’t turned up.”
“He will come soon,” the commandant said. “He was in the parade.”
“You could spend the night,” I said. “There’s a special Mass—you’ll find it quite an
experience. It lasts three hours.”
“I ought to get back.”
“You won’t get back unless you start now.” I added unwillingly, Til give you a lift if you like
and the commandant can have your car sent in to Saigon tomorrow.”
“You need not bother about curfew in Caodaist territory,” the commandant said smugly. “But
beyond . . . Certainly I will have your car sent tomorrow.”
“Exhaust intact,” I said, and he smiled brightly, neatly, efficiently, a military abbreviation of a
smile.
2
The procession of cars was well ahead of us by the time we started. I put on speed to try to
overtake it, but we had passed out of the Caodaist zone into the zone of the Hoa-Haos with not
even a dust cloud ahead of us. The world was flat and empty in the evening.
It was not the kind of country one associates with ambush, but men could conceal themselves
neck-deep in the drowned fields within a few yards of the road.
Pyle cleared his throat and it was the signal for an approaching intimacy. “I hope Phuong’s
well,” he said.
“I’ve never known her ill.” One watch tower sank behind, another appeared, like weights on a
balance.
“I saw her sister out shopping yesterday.”
“And I suppose she asked you to look in,” I said.
“As a matter of fact she did.”
“She doesn’t give up hope easily.”
“Hope?”
“Of marrying you to Phuong.”
“She told me you are going away.”
“These rumours get about.”
Pyle said, “You’d play straight with me, Thomas, wouldn’t you?”
“Straight?”
“I’ve applied for a transfer,” he said. “I wouldn’t want her to be left without either of us.”
“I thought you were going to see your time out.”
He said without self-pity, “ I found I couldn’t stand it”
“When are you leaving?”
“I don’t know. They thought something could be arranged in six months.”
“You can stand six months?”
“I’ve got to.”
“What reason did you give?”
“I told the Economic Attachй—you met him—Joe—more or less the facts.”
“I suppose he thinks I’m a bastard not to let you walk off with my girl.”
“Oh no, he rather sided with you.”
The car was spluttering and heaving—it had been spluttering for a minute, I think, before I
noticed it, for I had been examining Pyle’s innocent question: “Are you playing straight?” It
belonged to a psychological world of great simplicity, where you talked of Democracy and Honor
without the u as it’s spelt on old tombstones, and you meant what your father meant by the same

Результаты (русский) 1:

«Я полагаю, это все в порядке, но я хотел бы знать, что я ем.» Он взял другую жевать на егоВит здоровье. «Вы думаете у них каких-либо надежная механика?»«Они знают достаточно, чтобы превратить ваш выхлопной трубы в ступке. Я считаю, что Бьюика сделать лучшеминометы.»Комендант вернулся и, приветствуя нас Бойко, сказал он направил в казармы длямеханик. Пайл предложил ему Вит-здоровье бутерброд, который он вежливо отказался. Он сказал, с Маноф-воздух-мире, «У нас так много правил здесь о еде». (Он говорил очень хорошо английский.) «Такглупо. Но вы знаете, что это в религиозной столицей. Я надеюсь, это то же самое в Риме — илиКентербери,» он добавил с бантиком аккуратные опрятный маленький для меня. Затем он молчал. Они оба былимолчание. Я имел сильное впечатление, что моя компания не хотел. Я не мог удержаться от соблазнадразнить Пайл — это, в конце концов, оружие слабость, и я был слаб. Я не слышал молодежи, серьезность,целостность, будущее. Я сказал, «возможно, в конце концов я буду иметь бутерброд.»«Oh, конечно, «Пайл сказал: «конечно.» Он сделал паузу, прежде чем перейти к корзине в спину.«Нет, нет, я сказал. «Только был шутят. Два вы хотите быть в одиночку.»«Ничего такого рода» Пайл говорит. Он был одним из самых неэффективных лжецов, которые я когда-либо известных— Это было искусство он очевидно никогда не практикуется. Он объяснил комендант, «ThomasВот самый лучший друг, у меня есть.»“I know Mr Fowler,” the commandant said.“I’ll see you before I go, Pyle.” And I walked away to the Cathedral. I could get somecoolness there.Saint Victor Hugo in the uniform of the French Academy with the halo round his tricorn hatpointed at some noble sentiment Sun Yat Sen was inscribing on a tablet, and then I was in thenave. There was nowhere to sit except in the Papal chair, round which a plaster cobra coiled, themarble floor glittered like water and there was no glass in the windows. We make a cage for airwith holes, I thought, and man makes a cage for his religion in much the same way—with doubtsleft open to the weather and creeds opening on innumerable interpretations. My wife had found hercage with holes and sometimes I envied her. There is a conflict between sun and air : I lived toomuch in the sun.I walked the long empty nave—this was not the IndoChina I loved. The dragons with lionlikeheads climbed the pulpit: on the roof Christ exposed his bleeding heart. Buddha sat, as Buddhaalways sits, with his lap empty. Confusius’s beard hung meagrely down like a waterfall in the dryseason. This was play-acting: the great globe above the altar was ambition : the basket with themovable lid in which the Pope worked his prophecies was trickery. If this Cathedral had existedfor five centuries instead of two decades, would it have gathered a kind of convincingness with theцарапины ноги и эрозии Погода? Хотели бы кто-то был убедительным, моя женанайти здесь веру, которую она не могла найти людьми? И если бы я действительно хотел веры, я бынашел его в ее Норман церкви? Но я никогда не было лучшего веры. Работа репортером заключается в том, чтобы разоблачить изапись. Я никогда в моей карьере обнаружил необъяснимое. Папа работал его пророчества скарандаш в подвижной крышкой и люди считали. В любом видение-, то вы могли бы найтипланшет. Я имел нет видения или чудеса в моем репертуаре памяти.Я повернул мои воспоминания наугад, как фотографии в альбоме: лиса, я видел светот врага ракету над Orpington краже вдоль рядом с запуска птицы, из его Рассет место вмаргинальный номер страны: тело bayoneted малайский, принесшая патруль гуркхов на спинегрузового автомобиля в добыче лагерь в Паханг и китайский Кули стоял и хихикнула с нервами,в то время как брат Малайский положить подушку под мертвой головы: голубь на камин, на порогеполет в спальне Отель: лицо моей жены на окна, когда я пришел домой, чтобы сказать до свидания дляПоследний раз. Мои мысли началось и закончилось с ней. Она должна получили мое письмо более чемнеделю назад и кабель, я не ожидал бы не пришел. Но они говорят, если жюри остается вне долгодостаточно есть надежда на заключенного. В еще неделю если прибыли не письмо, может начать надеяться?All round me I could hear the cars of the soldiers and the diplomats revving up: the party was overfor another year. The stampede back to Saigon was beginning, and curfew called. I went out tolook for Pyle.He was standing in a patch of shade with his commandant, and no one was doing anything tohis car. The conversation seemed to be over, whatever it had been about, and they stood silentlythere, constrained by mutual politeness. I joined them.“Well,” I said, “I think I’ll be off. You’d better be leaving too if you want to be in beforecurfew.”“The mechanic hasn’t turned up.”“He will come soon,” the commandant said. “He was in the parade.”“You could spend the night,” I said. “There’s a special Mass—you’ll find it quite anexperience. It lasts three hours.”“I ought to get back.”“You won’t get back unless you start now.” I added unwillingly, Til give you a lift if you likeand the commandant can have your car sent in to Saigon tomorrow.”“You need not bother about curfew in Caodaist territory,” the commandant said smugly. “Butbeyond . . . Certainly I will have your car sent tomorrow.”“Exhaust intact,” I said, and he smiled brightly, neatly, efficiently, a military abbreviation of asmile.2The procession of cars was well ahead of us by the time we started. I put on speed to try toovertake it, but we had passed out of the Caodaist zone into the zone of the Hoa-Haos with noteven a dust cloud ahead of us. The world was flat and empty in the evening.It was not the kind of country one associates with ambush, but men could conceal themselvesneck-deep in the drowned fields within a few yards of the road.Pyle cleared his throat and it was the signal for an approaching intimacy. “I hope Phuong’swell,” he said.“I’ve never known her ill.” One watch tower sank behind, another appeared, like weights on abalance.“I saw her sister out shopping yesterday.”“And I suppose she asked you to look in,” I said.“As a matter of fact she did.”“She doesn’t give up hope easily.”“Hope?”“Of marrying you to Phuong.”“She told me you are going away.”“These rumours get about.”Pyle said, “You’d play straight with me, Thomas, wouldn’t you?”“Straight?”“I’ve applied for a transfer,” he said. “I wouldn’t want her to be left without either of us.”“I thought you were going to see your time out.”He said without self-pity, “ I found I couldn’t stand it”“When are you leaving?”“I don’t know. They thought something could be arranged in six months.”“You can stand six months?”“I’ve got to.”“What reason did you give?”“I told the Economic Attachй—you met him—Joe—more or less the facts.”“I suppose he thinks I’m a bastard not to let you walk off with my girl.”“Oh no, he rather sided with you.”The car was spluttering and heaving—it had been spluttering for a minute, I think, before I
noticed it, for I had been examining Pyle’s innocent question: “Are you playing straight?” It
belonged to a psychological world of great simplicity, where you talked of Democracy and Honor
without the u as it’s spelt on old tombstones, and you meant what your father meant by the same

Результаты (русский) 2:

"Я полагаю, что все в порядке, но я хотел бы знать, что я ем." Он еще Мунка в его
Vit здравоохранения. "Как вы думаете, есть ли у них надежных механику?"
"Они знают достаточно, чтобы превратить ваш выхлопную трубу в ступке. Я считаю, Бикс сделать лучшие
минометы.
"Комендант вернулся и, отдавая нам бойко, сказал, что он послал в казармы для
механика. Пайл предложил ему бутерброд Вит здоровье, которое он отказался вежливо. Он сказал с
manof--мире воздухе, "У нас есть так много правил здесь о еде." (Он говорил на превосходном английском языке.) "Так
глупо. Но вы знаете, что она находится в религиозной столице. Я ожидаю, что это то же самое, в Риме-либо
Кентербери, "добавил он с аккуратным Natty поклоном ко мне. Затем он молчал. Они оба были
молчать. У меня было сильное впечатление, что моя компания не хотела. Я не мог удержаться от соблазна, чтобы дразнить Пайл-то, в конце концов, оружие слабости, и я был слаб.
У меня не было молодежи, серьезность,
добросовестность, будущее. Я сказал: «Возможно, в конце концов я буду иметь бутерброд."
"О, конечно," сказал Пайл, "конечно". Он остановился перед поворотом к корзине в спину.
"Нет, нет," сказал я. "Я только пошутил. Вы двое не хочу быть одна.
"" Ничего подобного ", сказал Пайл. Он был одним из самых неэффективных лжецов я когда-либо известных
-это было искусство он не очевидно, никогда не практикуется. Он объяснил комендант, "Томас
вот лучший друг у меня есть."
"Я знаю, мистер Фаулер," сказал комендант.
"Увидимся, прежде чем я уйду, Пайл." И я ушел в собор. Я мог бы получить некоторую
прохладу там.
Saint Виктора Гюго в мундире Французской академии с гало вокруг его треуголка шляпу
указал на какой-то благородной настроений Сунь Ят-сена было вписать на планшете, а затем я был в
ступице. Там нигде не было, чтобы сидеть за исключением кресла Папской, вокруг которой свернулась кобра штукатурка, то
мраморный пол сверкал, как вода и не было стекла в окнах. Мы клетку для воздуха
с отверстиями, подумал я, и человек делает клетку для своей религии во многом так же, как-сомнениями
остается открытым к погоде и вероисповеданий, открывающихся бесчисленных интерпретаций. Моя жена нашла
клетку с отверстиями, и иногда я ей завидовала. Существует конфликт между солнцем и воздухом: я жил слишком
много солнца.
Я шел долго пустой неф-это не было Индокитае я любил. Драконы с lionlike
руководителей поднялся на кафедру: на крыше Христос подвергается его кровоточащее сердце. Будда сидел, как Будда
всегда сидит, с его колени пустой. Борода Confusius висел скудно вниз, как водопад в сухом
сезоне. Это было лицедейства: великий шар над алтарем был амбиции: корзина с
подвижной крышкой, в которой Папа работал его пророчества был обман. Если это собор просуществовал
в течение пяти веков, а не два десятилетия, будет ли это собрали рода убедительности с
царапинами ноги и эрозии погоды? Будет кто-то, кто был поддающийся убеждению, как моя жена
найти здесь веру не могла найти людьми? И если бы я действительно хотел бы веру я
нашел ее в Норман церкви? Но я никогда не желал верить. Работа репортера, чтобы разоблачить и
запись. Я никогда не в моей карьере обнаружили необъяснимое. Папа работал его пророчества с
карандашом в подвижном крышкой и люди верили. В любом видении где вы могли бы найти
планшетка. У меня не было видения или чудеса в моем репертуаре памяти.
Я повернул мои воспоминания более случайным, как фотографии в альбоме: лиса я видел при свете
вражеской вспышки над Orpington краже вместе рядом с птицами бежать, из его красновато-коричневый место в
предельной страны: тело штыками малайском, который патруль гуркхов принес на спине
грузовика в горнодобывающей лагеря в Паханг, и китайские кули стояли и хихикали с нервами,
в то время как брат Малайский положить подушку под Мертвая голова: голубь на каминной полке, на пороге
полета в спальне отеля: лицо моей жены на окне, когда я пришел домой, чтобы попрощаться за
последнее время. Мои мысли начали и закончили с ней. Она, должно быть мое письмо более чем
неделю назад, и кабель я не ожидал, не пришел. Но они говорят, что если жюри остается вне долго
достаточно есть надежда на заключенного. На следующей неделе, если письмо не приехал, я мог начать надеяться?
Все вокруг меня я мог услышать автомобили солдат и дипломатов ускорением: партия закончилась
еще на один год. Паническое бегство обратно в Сайгон начинает, и комендантский час называется. Я вышел, чтобы
взглянуть на Пайл.
Он стоял в патче тени с его комендантом, и никто ничего не делал для
своей машины. Разговор, казалось, не будет, все, что было о, и они молча стояли
там, ограничены по взаимному вежливости. Я присоединился к ним.
"Ну," сказал я, "я думаю, что я пойду. Вы бы лучше оставить тоже, если вы хотите быть в до
комендантского часа.
"" Механик не появился.
"" Он придет скоро, "сказал комендант. "Он был в параде."
"Вы могли бы провести ночь," сказал я. "Там специальная масс-вы обнаружите его довольно
опыт. Он длится три часа.
"" Я должен вернуться.
"" Вы не получите обратно, если вы не начать сейчас. "Я добавил нехотя, Тиль вас подвезти, если вам
нравится, и комендант может быть ваш автомобиль отправлен в Сайгон завтра.
"" Вы не должны беспокоиться о комендантского часа на территории Caodaist, "самодовольно сказал комендант. "Но
за его пределами. , , Конечно, я будут ваш автомобиль отправлен завтра.
"" Выпускной без изменений ", сказал я, и он улыбнулся ярко, аккуратно, качественно, военный аббревиатура из
улыбкой.
2
Процессия автомобилей был далеко впереди нас, когда мы начали. Я положил на скорости, чтобы попытаться
обогнать его, но мы прошли из зоны Caodaist в зоне Хоа-Haos с не
даже пылевого облака впереди нас. Мир был плоским и пустым в вечернее время.
Это не был вид одной страны ассоциируется с засады, но люди могли скрыть себя
горло в затопленных полей в нескольких ярдах от дороги.
Пайл откашлялся, и это было сигнал для приближающегося близости. "Я надеюсь, что Фуонг-х
хорошо", сказал он.
"Я никогда не знал ее плохо." Один башня скрылось за другой появились, как весов на
балансе.
"Я видел ее сестру за покупками вчера."
"И я полагаю, она просил вас, чтобы посмотреть, "сказал
я." Как на самом деле она сделала.
"" Она не дает надежды легко.
"" Надежда
"?" жениться вам Фуонг.
"" Она сказала мне, вы собираетесь от отеля.
"" Эти слухи получить около.
"сказал Пайл," Вы играли прямо со мной, Томас, не будет вам?
"" Прямо
"?" Я применил для передачи, "сказал он. "Я бы не хотел, чтобы она осталась без любого из нас."
"Я думал, вы собираетесь, чтобы увидеть вашу тайм-аут."
Он сказал, не жалости, "я нашел я не выдержал"
"Когда ты уезжаете?
"" Я не знаю. Они думали, что что-то может быть организован в течение шести месяцев.
"" Вы можете стоять шесть месяцев?
"" Я должен
"." По какой причине вы даете?
"" Я сказал экономический атташе-вы встретились с ним, Джо-более или меньше факты
"." Я думаю, что он думает, что я сволочь не позволяют уйти с моей девушкой.
"" О, нет, он скорее односторонний с вами.
"Автомобиль был бормотал, и вздымалась-то бормотал, были для минута, я думаю, что, прежде чем я
заметил это, потому что я был изучения невинный вопрос Пайла в: "Вы, играя прямо?" Это
принадлежало психологической мире большой простотой, где вы говорили о демократии и чести
без U, как это прописано в старые надгробия, и вы имеете в виду, что ваш отец имел в виду то же самое

Результаты (русский) 3:

"я думаю, это хорошо, но я хочу знать, что я ем". он взял еще один сегодня на его
вит здоровья."ты думаешь, что они есть надежная механика?"
" они знаю достаточно, чтобы превратить ваш выхлопная труба в ступку.я считаю, buicks наилучшим образом
минометы ".
комендант вернулся и, приветствуя нас хитроумно, сказал, что он направил в казармы для
механик.куча предложили ему вит здоровья сэндвич, который он отказался вежливо.он сказал, что с manof -
мирового воздушного, "у нас есть так много правил здесь насчет еды." (он говорил превосходном английском.) ", - так
глупо.но ты знаешь, что это в религиозной столице.я надеюсь, это то же самое, что и в риме или
кентербери ", - добавил он, с аккуратно изящным бант на меня.затем он молчал.они оба были
молчание.у меня сильное впечатление, что моя компания не хотела.я не мог устоять перед соблазном
дразнить куча это, в конце концов, оружие, слабость и я был слаб.я не молодежи, серьезности,
целостности будущего.я сказал, "возможно, после всего, что я буду сэндвич.": "да, конечно", куча сказал: "конечно". он остановился, прежде чем перейти к корзине в спину.
"нет, нет", - сказала я."я пошутил.вы хотите быть в покое. "
" ничего подобного ", - сказал кучи.он был одним из самых неэффективных обманщиков я когда - либо знал
- это искусство, он явно не практикуется.он пояснил комендант, "томас", это самый лучший друг, который у меня есть. "
" я знаю, что мистер фаулер, "комендант сказал.
" увидимся перед тем, как я уйду, куча. "и я ушла к собору.я могла немного
прохлада.
сен - виктор гюго, в форме французской академии с ореол вокруг его tricorn hat
указал на некоторые благородные чувства сунь ятсен был включению в планшет, и тогда я был в
наве.там негде сесть за исключением в папской кресло, раунда переговоров, которые гипсовый кобра ленту,
мраморный пол, блестели, как вода и нет стекла в окнах.мы делаем клетку для воздуха
с отверстиями, я думал, и мужчина делает клетку для его религии, точно так же, как с сомнения
открыта к погоде и вероисповеданий открытие на многочисленных интерпретаций.моя жена нашла ее
клетку с отверстиями, и иногда я завидовал ей.существует конфликт между солнце и воздух: я жил слишком
много солнца.
я шел долгий пустой наве - это не индокитае я любил.драконы с lionlike
головы на проповеди: на крыше христа облучал его кровью сердце.будда сидел, как будда
всегда сидит на коленях, с его пустым.confusius борода была meagrely вниз, как водопад в сухой сезон ".это было игрой: большой глобус над алтарем был амбиции: корзину с
движимого крышкой, в котором папа работал его пророчества был обман.если этот собор существует в сша за пять веков, вместо двух десятилетий, он бы собрал за convincingness с
царапины ног и эрозии погоды?кто - нибудь, кто был convincible, как моя жена
здесь найти веру, она не смогла найти людьми?и если я действительно хотел бы я иметь веру ", нашли в ее норман церкви?но я никогда не желаемых веры.