Here we come to the heart of the ma

Here we come to the heart of the matter: I've never left Istanbul—never left the houses, streets and neighbourhoods of my childhood. Although I've lived in other districts from time to time, fifty years on I find myself back in the Pamuk Apartments, where my first photographs were taken and where my mother first held me in her arms to show me the world. I know this persistence owes something to my imaginary friend, and to the solace I took from the bond between us. But we live in an age defined by mass migration and creative immigrants, and so I am sometimes hard-pressed to explain why I've stayed not only in the same place, but the same building. My mother's sorrowful voice comes back to me, “Why don't you go outside for a while, why don't you try a change of scene, do some travelling ...?”

Conrad, Nabokov, Naipaul—these are writers known for having managed to migrate between languages, cultures, countries, continents, even civilisations. Their imaginations were fed by exile, a nourishment drawn not through roots but through rootlessness; mine, however, requires that I stay in the same city, on the same street, in the same house, gazing at the same view. Istanbul's fate is my fate: I am attached to this city because it has made me who I am.

Flaubert, who visited Istanbul a hundred and two years before my birth, was struck by the variety of life in its teeming streets; in one of his letters he predicted that in a century's time it would be the capital of the world. The reverse came true: after the Ottoman Empire collapsed, the world almost forgot that Istanbul existed. The city into which I was born was poorer, shabbier, and more isolated than it had ever been in its two-thousand-year history. For me it has always been a city of ruins and of end-of-empire melancholy. I've spent my life either battling with this melancholy, or (like all Istanbullus) making it my own.

At least once in a lifetime, self-reflection leads us to examine the circumstances of our birth. Why were we born in this particular corner of the world, on this particular date? These families into which we were born, these countries and cities to which the lottery of life has assigned us—they expect love from us, and in the end, we do love them, from the bottom of our hearts—but did we perhaps deserve better? I sometimes think myself unlucky to have been born in an aging and impoverished city buried under the ashes of a ruined empire. But a voice inside me always insists this was really a piece of luck. If it were a matter of wealth, then I could certainly count myself fortunate to have been born into an affluent family at a time when the city was at its lowest ebb (though some have ably argued the contrary). Mostly I am disinclined to complain: I've accepted the city into which I was born in the same way I've accepted my body (much as I would have preferred to be more handsome and better built). This is my fate, and there's no sense arguing with it. This book is about fate...

Результаты (русский) 1:

Здесь мы подошли к сути вопроса: я никогда не оставил Стамбул — никогда не покидала дома, улицы и кварталы моего детства. Хотя я жил в других районах время от времени, пятьдесят лет я считаю себя обратно в Памук квартирах, где мои первые фотографии были сделаны, и где моя мать впервые держал меня в руках, чтобы показать мне мир. Я знаю, эта настойчивость обязана что-то моего воображаемого друга и утешение я взял от связи между нами. Но мы живем в эпоху массовой миграции и творческих иммигрантов, и поэтому я иногда трудно объяснить, почему я остался не только в одном месте, но том же здании. Скорбный голос моей матери возвращается ко мне, «почему вы не выходите на улицу на некоторое время, почему бы вам не попробовать изменения сцены, сделать некоторые путешествия...?»Конрад, Набоков, Найпол — это писатели, известные за успешную миграцию между языков, культур, стран, континентов, даже цивилизации. Их воображение были поданы exile, питание обращается не через корни, но через беспочвенность; шахта, однако, требует, чтобы я остаться в том же городе, на этой же улице, в том же доме, глядя на такой же взгляд. Судьба Стамбула-моя судьба: я привязан к этому городу потому, что он сделал меня, кто я.Флобера, который посетил Стамбул сто два года до моего рождения, был поражен разнообразием жизни в битком набитый улицах; в одном из своих писем он предсказал, что в веке время будет столицей мира. Обратное сбылась: после того, как Османская империя рухнула, мир почти забыл, что Стамбул существовал. Город, в который родился был беднее, победнее и большей изоляции, чем когда-либо в ее двух тысяч-летнюю историю. Для меня это всегда был городом руины и меланхолия конца империи. Я провел мою жизнь либо борется с этой меланхолии, или (как и все Istanbullus) делает его мои собственные.Хотя бы раз в жизни саморефлексии заставляет нас рассмотреть обстоятельства нашего рождения. Почему мы были рождены в этом особенно уголке мира, на эту конкретную дату? Эти семьи, в которых мы родились, эти страны и города, которым назначен нас лотерею жизни — они ожидают любовь от нас, и в конце концов, мы любим их, от дна наших сердец- но сделал мы возможно, заслуживают лучшего? Я иногда думаю, что я не повезло родиться в увядающей и обедневших город, погребенный под пеплом разрушенной империи. Но голос внутри меня всегда настаивает на том, что это действительно кусок удачи. Если бы вопрос богатства, то я мог определенно рассчитывать себя повезло, в то время, когда город был на самом низком уровне (хотя некоторые из них умело утверждали обратное) родился в богатой семье. Главным образом я am склонны жаловаться: я принял город, в котором родился в так же, как я принял мое тело (как я предпочел бы быть более красивым и лучше построен). Это моя судьба и нет смысла спорить с ним. Эта книга – о судьбе...

Результаты (русский) 2:

Здесь мы подходим к сути дела: Я никогда не покидал Стамбул, не покидали дома, улицы и окрестности моего детства. Хотя я жил в других районах время от времени, через пятьдесят лет на я считаю себя еще в Памук Квартиры, где были сделаны мои первые фотографии и где моя мать впервые держала меня на руках , чтобы показать мне мир. Я знаю , что это упорство обязана что - то к моему воображаемым другом, и к утешением я взял из связи между нами. Но мы живем в эпоху , определенной массовой миграции и творческих иммигрантов, и поэтому я иногда трудно нажиму , чтобы объяснить , почему я остался не только в том же самом месте, но том же здании. Скорбный голос моей матери возвращается ко мне, "Почему бы тебе не выйти на улицу на некоторое время, то почему бы вам не попробовать сменить обстановку, сделать некоторые путешествия ...?"

Конрад, Набоков, Найпаул-эти писатели известны за то , что удалось мигрировать между языками, культурами, странами, континентами, даже цивилизаций. Их фантазии питались ссыльный, питание не нарисованной через корни , а через неприкаянности; мина, однако, требует , чтобы я остаться в том же городе, на той же улице, в том же доме, глядя на ту же точку зрения. Судьба Стамбула моя судьба: Я привязан к этому городу , потому что он сделал меня , кто я.

Флобер, который посетил Стамбул сто и за два года до моего рождения, был поражен разнообразием жизни в его изобилующих улицах; в одном из своих писем он предсказал , что через века было бы столицей мира. Обратное сбылась: после распада Османской империи, мир почти забыл , что Стамбул существовало. Город , в который я родился беднее, shabbier, и более изолированным , чем когда - либо в его двух тысячелетней истории. Для меня это всегда был город руин и конца-империи меланхолии. Я потратил свою жизнь либо борется с этой меланхолии, или (как и все Istanbullus) , что делает его самостоятельно.

По крайней мере , один раз в жизни, саморефлексия приводит нас исследовать обстоятельства нашего рождения. Почему мы родились в этом конкретном уголке мира, на этой конкретной даты? Эти семьи , в которой мы родились, эти страны и города , к которым лотерею жизни присвоил нам-они ожидают , что любовь от нас, и в конце концов, мы любим их, из глубины наших сердец-но мы , возможно , заслуживают лучше? Я иногда думаю , что я не повезло родиться в старении и обедневшего города погребенного под пеплом разрушенной империи. Но голос внутри меня всегда настаивает на том, что это действительно везение. Если бы речь шла о богатстве, то я мог бы , конечно , считаю , что мне повезло родиться в богатой семье в то время , когда город был на самом низком уровне (хотя некоторые из них умело утверждал обратное). В основном я склонен жаловаться: Я принял город , в который я родился таким же образом , я принял мое тело ( столько, сколько я бы предпочел , чтобы быть более красивым и лучше построен). Это моя судьба, и нет никакого смысла спорить с ним. Эта книга о судьбе ...