Fiona lived in her parents’ house,

Fiona lived in her parents’ house, in the town where she and Grant went to university. It was a big, bay-windowed house that seemed to Grant both luxurious and disorderly, with rugs crooked on the floors and cup rings bitten into the table varnish. Her mother was Icelandic—a powerful woman with a froth of white hair and indignant far-left politics. The father was an important cardiologist, revered around the hospital but happily subservient at home, where he would listen to his wife’s strange tirades with an absentminded smile. Fiona had her own little car and a pile of cashmere sweaters, but she wasn’t in a sorority, and her mother’s political activity was probably the reason. Not that she cared. Sororities were a joke to her, and so was politics—though she liked to play “The Four Insurgent Generals” on the phonograph, and sometimes also the “Internationale,” very loud, if there was a guest she thought she could make nervous. A curly-haired gloomy-looking foreigner was courting her—she said he was a Visigoth—and so were two or three quite respectable and uneasy young interns. She made fun of them all and of Grant as well. She would drolly repeat some of his small-town phrases. He thought maybe she was joking when she proposed to him, on a cold bright day on the beach at Port Stanley. Sand was stinging their faces and the waves delivered crashing loads of gravel at their feet.

“Do you think it would be fun—” Fiona shouted. “Do you think it would be fun if we got married?”

He took her up on it, he shouted yes. He wanted never to be away from her. She had the spark of life.

Just before they left their house Fiona noticed a mark on the kitchen floor. It came from the cheap black house shoes she had been wearing earlier in the day.

“I thought they’d quit doing that,” she said in a tone of ordinary annoyance and perplexity, rubbing at the gray smear that looked as if it had been made by a greasy crayon.

She remarked that she’d never have to do this again, since she wasn’t taking those shoes with her.

“I guess I’ll be dressed up all the time,” she said. “Or semi-dressed up. It’ll be sort of like in a hotel.”

She rinsed out the rag she’d been using and hung it on the rack inside the door under the sink. Then she put on her golden-brown, fur-collared ski jacket, over a white turtleneck sweater and tailored fawn slacks. She was a tall, narrow-shouldered woman, seventy years old but still upright and trim, with long legs and long feet, delicate wrists and ankles, and tiny, almost comical-looking ears. Her hair that was as light as milkweed fluff had gone from pale blond to white somehow without Grant’s noticing exactly when, and she still wore it down to her shoulders, as her mother had done. (That was the thing that had alarmed Grant’s own mother, a small-town widow who worked as a doctor’s receptionist.

Результаты (русский) 3:

фиона, жили в дом своих родителей, в городе, где она и грант учился в университете.это был большой, бей windowed дом, который, как представляется, грант и роскошные дебош с коврами, кривая на этажах и кубок кольца покусали в таблице лаком.ее мать была icelandic-a влиятельная женщина с пена седыми волосами и возмущение ультралевые.отец был важным кардиолог, почитаемого в больнице, но, к счастью, она дома, где он будет слушать его жены странно tirades с absentminded улыбка.фиона был свой маленький автомобиль и кучей кашемировый свитер, но она не в общество, и ее матери, политической деятельности, возможно, была причина.не то, чтобы она заботилась.девушек были шуткой, и к ней, это политика, хотя она любила играть в "четырех мятежных генералов" на фонограф, а иногда и "интернационал", очень громко, если был гость, она думала, что она может заставить нервничать.а кудрявый мрачно глядя иностранец ухаживал за ней, она сказала, что он был visigoth и так были две или три вполне приличная и нелегкого молодых стажеров.она высмеяла их всех и субсидии, а также.она будет drolly повторить некоторые его городка фразы.он думал, что, может быть, она шутила, когда она предложила ему, на холодную светлый день на пляже, в порт - стэнли.песок был жалит их лица и волны выступлений грохот нагрузок гравия на ноги."вы думаете, это будет забавно - фиона кричали."вы думаете, что было бы здорово, если бы мы поженились?"он забрал ее на это, он кричал, да.он хотел не быть подальше от нее.она была искра жизни.до того, как они покинули свои дома, фиона заметили след на пол на кухне.он приехал из дешевых чёрный дом обувь, она была одета в начале дня."я думал, они не делают", - сказала она в тон очередной раздражение и недоумение, то на серые мазок, что выглядит, как если бы это были сделаны засаленной карандаш.она отметила, что она никогда бы не делать это снова, поскольку она не принимает эти туфли с ней."я думаю, я буду одет во все время", - говорит она."или" одеты.это будет вроде как в гостинице ".она вымыла из тряпки, она использует и повесить на грудь в дверь под раковиной.потом она надела золотисто - коричневого цвета, мех ошейниковый лыжная куртка, белый свитер свитер и специально олененок брюки.она была высокая, узкие плечи женщины, 70 лет, но до сих пор в вертикальном и отделкой, с длинными ногами и длинные ноги, деликатный запястья и лодыжки, и крошечные, почти комичным с ушами.ее волосы, что было легким, как milkweed пух ушел от бледно - блондинка с белой каким - то образом без гранта заметили, когда точно, и она по - прежнему носил его до плеч, как ее мать сделала это.(это было то, что был встревожен гранта собственной матери, небольшой город, вдова, который работал врачом в приёмной.