Thenceforward he came every afterno

Thenceforward he came every afternoon. What stirred him almost more than anything was the Coriolan overture. One day he mademe play it three or four times in succession; then he put it away.
'I don't think I want to hear that any more,' he said.
'Why not?'
'It's too... too...' he hesitated, 'too big,' he said at last. ' I don't really understand it. Play me the one that goes like this.' He hummed the phrase from the D Minor Concerto. 'Do you like that one better?' I asked. He shook his head. 'No, it's not that exactly. But it's easier.' 'Easier?' It seemed to me rather a queer word to apply to Bach. In due course, the piano arrived. After giving him the minimum of preliminary instruction, I let Guido loose on it. He made excellent progress. Every afternoon, while Robin was asleep, hecame for his concert and his lesson. But what to me was more interesting was that he had begun to make uplittle pieces on his own account. He had a passion for canons. When I explained to him the principles of theform he was
enchanted. 'It is beautiful,' he said, with admiration. 'Beautiful, beautiful. And so easy!'
Again the word surprised me. But in the invention of other kinds of music he did not show himself so fertile11 as I hadhoped. 'He's hardly a Mozart,' we agreed, as we played his little pieces over. I felt, it must beconfessed, almost aggrieved. He was not a Mozart. No. But he was somebody, as I was to find out, quite extraordinary. It was one morning in the early summer that I made the discovery. I was sitting in the warm shade ofour balcony, working. Absorbed in my work, it was only, I suppose, after the silence had prolonged itselfa considerable time that I became aware that the children were making remarkably little noise. Knowingby experience that when children are quiet it generally means that they are absorbed in some deliciousmischief,got up from my chair and looked over the balustrade to see what they were doing. I expected tocatch them dabbling in water, making a bonfire, covering themselves with tar. But what I actually sawwas Guido, with a burnt stick in his hand, demonstrating on the smooth paving-stones of the path, that thesquare on the hypotenuse of a right-angled triangle is equal to the sum of the squares on the other twosides. Robin listened, with an expression on his bright, freckled face of perfect incomprehension. Guido implored: 'But do just look at this. It's so beautiful. It's so easy.' So easy... The theorem of Pythagoras seemed to explain for me Guide's musical predilections. It was not an infant Mozart we had been cherishing; it was a little Archimedes with, like most of hiskind, an incidental musical twist. Leaning on the rail of the balcony, I watched the children below. I thought of the extraordinary thing I had just seen and of what it meant. I thought of the vast differences between human beings. We classify men by the colour oftheir eyes and hair, the shape of their skulls. Would it not be more sensible to divide them up intointellectual species?
There would be even wider gulfs between the extreme mental types than between a Bushman and a Scandinavian.

Результаты (русский) 1:

Этого времени он пришел каждый день. Что вызвало его почти больше, чем что-нибудь было увертюры Кориолан. Один день он mademe играть три или четыре раза подряд; Затем он положил ее прочь. «Я не думаю, что я хочу услышать что больше»,-сказал он. «Почему бы нет?» «Это слишком... слишком...' он колебался, «слишком большой,» сказал он наконец. «Я действительно не понимаю. Играть меня тот, который идет как это.» Он напевал фразу из незначительных концерт D. «Вам нравится, что один лучше»? Я спросил. Он покачал головой. «Нет, это не точно. Но это проще.» «Проще?» Мне казалось довольно странное слово, чтобы применить к Бах. В надлежащее время фортепиано прибыли. После предоставления ему минимум предварительных инструкций, я пусть Гвидо свободно на нем. Он сделал значительный прогресс. Каждый день, в то время как Робин спал, hecame на его концерт и его урок. Но то, что мне было более интересно было, что он начал делать uplittle штук на свой счет. Он имел страсть к канонам. Когда я объяснил ему принципы формы он был Очарованный. «Это красивый,» сказал он, с восхищением. «Красивая, красивая. И так легко!» Снова слово удивил меня. Но в изобретении других видов музыки он не показать себя так fertile11 как я hadhoped. «Он это вряд ли Моцарта», мы согласились с тем, как мы играли его маленькие кусочки над. Я чувствовал, он должен beconfessed, почти потерпевшая. Он был не Моцарт. № Но он был кто-то, как я выяснить, довольно необычная. Это был один утром в начале лета, что я сделал открытие. Я сидела на балконе редакция теплый оттенок, работает. Всасывается в моей работе, это было только, я полагаю, после того, как молчание продлил курсна значительное время, что мне стало известно, что дети были шуметь удивительно мало. Knowingby опыт, что когда дети тихие это обычно означает, что они поглощаются в некоторых deliciousmischief, встал со стула и посмотрел через перила, чтобы увидеть, что они делают. Я ожидал ихдогнать они вмешиваются в воде, что делает костер, охватывающих себя с дегтем. Но то, что я на самом деле sawwas Гвидо, сожгли палкой в руке, демонстрируя на гладкой брусчатки по пути, что thesquare на гипотенузу прав-angled треугольника равен сумме квадратов на другой twosides. Робин слушал, с выражением на лице его яркие, веснушчатый идеальный непонимания. Гвидо умолял: ' но просто посмотрите на это. Это так красиво. Это так просто.» Так просто... Теорема Пифагора, по-видимому, объяснить для меня руководство музыкальные пристрастия. Он не был младенцем Моцарта, мы пестовали; Он был немного Архимед с, как и большинство hiskind, случайные музыкальные интерпретации. Опираясь на железнодорожных балкона, я смотрел детей ниже. Я думал, внеочередную вещь, которую я только что видел и что это означает. Я думал о огромные различия между людьми. Мы классифицировать людей цвет их глаз и волос, форма их черепа. Не будет ли более разумным разделить их intointellectual видов? Там будет еще шире заливы между экстремальных психических типов, чем между бушменов и скандинавских.

Результаты (русский) 2:

Впредь он пришел каждый день. Что влекло почти больше, чем что-либо было увертюра Кориолан. Однажды он mademe играть это три или четыре раза подряд; Затем он положил его.
"Я не думаю, что я хочу услышать, что больше", сказал он.
"Почему нет?"
"Это слишком ... слишком ... он колебался," слишком большой ", сказал он в конце концов. "Я действительно не понимаю. Сыграй мне ту, что идет как это. Он напевал фразу из ре минор Концерт. 'Вам нравится, что один лучше? Я спросил. Он покачал головой. "Нет, это не что именно. Но это легче. 'Полегче?' Мне казалось, довольно странное слово применить к Баху. В свое время, пианино прибыли. Дав ему минимум предварительного обучения, я позволяю Гвидо свободно на нем. Он сделал большой прогресс. Каждый день, в то время как Робин спала, hecame для его концерта и его уроке. Но то, что мне было более интересно, что он начал делать uplittle штук на свой ​​счет. Он имел страсть к канонам. Когда я объяснил ему принципы theform он
очарован. "Это красиво", сказал он, с восхищением. 'Красиво красиво. И так легко!
»Опять это слово удивило меня. Но в изобретении других видов музыки, которую он не показал себя так, как я fertile11 hadhoped. Он вряд ли Моцарт, "мы договорились, как мы играли свои маленькие кусочки снова. Я чувствовал, что должен beconfessed, почти потерпевшая. Он не был Моцарт. Нет. Но он был кто-то, как я был выяснить, довольно необычная. Это был один утро в начале лета, что я сделал открытие. Я сидел в теплой тени ofour балкон, работает. Погруженный в моей работе, это было только, как я полагаю, после того, как молчание продлен itselfa значительного времени, что я стал осознавать, что дети делали удивительно мало шума. Knowingby опыт, что, когда дети тихо обычно означает, что они будут поглощены в какой-то deliciousmischief, встал со стула и посмотрел через перила, чтобы посмотреть, что они делают. Я ожидал tocatch их вмешиваются в воде, что делает костер, прикрываясь дегтя. Но то, что я на самом деле sawwas Гвидо, с обожженной палки в руке, демонстрируя на гладких тротуарный камней на пути, thesquare на гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов на других twosides. Робин слушала, с выражением на ярком, веснушчатый лицом совершенного непонимания. Гвидо умолял: «Но только посмотрите на это. Это так красиво. Это так просто.' Так легко ... Теорема Пифагора, казалось, объяснить, для меня музыкальные пристрастия гида. Это не был младенцем Моцарт мы были лелея; это было немного Архимед с, как большинство из hiskind, случайный музыкальный поворот. Опираясь на перила балкона, я наблюдал, как дети ниже. Я думал о внеочередном вещь, которую я только что видел и то, что он имел в виду. Я думал о значительных различий между людьми. Мы классифицируем людей по цвету oftheir глаз и волос, форма их черепов. Разве не было бы более разумным, чтобы разделить их intointellectual видов?
Там бы еще более широкие заливы между крайними типами психических, чем между бушменов и Скандинавские.

Результаты (русский) 3:

Thenceforward он вступил во второй половине дня. Что такое тронула его почти больше, чем что бы то ни было Coriolan увертюра. Один день он mademe играть в три или четыре раза подряд; затем он.
'Я не думаю я хочу услышать, что-либо более," он говорит.
'Почему?'
'слишком ... слишком ... " он не решился, "слишком большой, - сказал он наконец. ' Я не понимаю. Играть мне одну, не хотел бы этого.' Он вижу фразы D Minor классика. "Вы что лучше?' Я просил. Он покачал головой. "Нет, это не, точно. Но значительно проще.' 'проще?" Он мне представляется довольно настроились слово, чтобы нанести на Bach. В должное время, на пианино. После предоставления ему минимум предварительные инструкции, я дайте Гвидо ослаблены. Он достигнут значительный прогресс. Во второй половине дня,