I wonder if I can do it.I knew Salv

I wonder if I can do it.

I knew Salvatore first when he was a boy of fifteen with a pleasant face, a laughing mouth and care-free eyes. He used to spend the morning lying about the beach with next to nothing on and his brown body was as thin as a rail. He was full of grace. He was in and out of the sea all the time swimming with the clumsy, effortless stroke common to the fisher boat.

Scrambling up the jagged rocks on his hard feet, for except on Sundays never wore shoes, he would throw himself into the deep water with a scream of delight. His father was a fisherman who owned his own little vineyard and Salvatore acted as nursemaid to his two younger brothers. He shouted to them to come inshore when they ventured out too far and made them dress when it was time to climb the hot, vineclad hill for the frugal midday meal.

But boys in those Southern parts grow apace and in a little while he was madly in love with a pretty girl who lived on the Grande Marina. She had eyes like forest pools and held herself like a daughter of the Caesars. They were affianced, but they could not marry till Salvatore had done his military service, and when he left the island which he had never left in his life before, to become a sailor in the navy of King Victor Emmanuel, he wept like a child. It was hard for one who had never been less free than the birds to be at the beck and call of others, it was harder still to live in a battleship with strangers instead of in a little white cottage among the vines; and when he was ashore, to walk in noisy, friendless cities with streets so crowded that he was frightened to cross them, when he had been used to silent paths and the mountains and the sea. I suppose it had never struck him that Ischia, which he looked at every evening (it was like a fairy island in the sunset) to see what the weather would be like next day, or Vesuvius, pearly in the dawn, had anything to do with him at all; but when he ceased to have them before his eyes he realized in some dim fashion that they were as much part of him as his hands and his feet. He was dreadfully homesick. But it was hardest of all to be parted from the girl he loved with all his passionate young heart. He wrote to her (in his childlike handwriting) long, ill-spelt letters in which he told her how constantly he thought of her and how much he longed to be back. He was sent here and there, to Spezzia, to Venice, to Ban and finally to China. Here he fell ill of some mysterious ailment that kept him in hospital for months. He bore it with the mute and uncomprehending patience of a dog. When he learnt that it was a form of rheumatism that made him unfit for further service his heart exulted, for he could go home; and he did not bother, in fact he scarcely listened, when the doctors told him that he would never again be quite well. What did he care when he was going back to the little island he loved so well and the girl who was waiting I for him?

When he got into the rowing-boat that met the steamer from Naples and was rowed ashore he saw his father and mother standing on the jetty and his two brothers, big boys now, and he waved to them. His eyes searched t among the crowd that waited there, for the girl. He could not see her. There was a great deal of kissing when he jumped up the steps and they all, emotional creatures, cried a little when they exchanged their greetings. He asked where the girl was. His mother told him that she did not know; they had not seen her for two or three weeks; so in the evening when the moon was shining over the placid sea and the lights of Naples twinkled in the distance he walked down to the Grande Marina to her house. She was sitting on the doorstep with her mother. He was a little shy because he had not seen her for so long. He asked her if she had not received the letter that he had written to her to say that he was coming home. Yes, they had received a letter, and they had been told by another of the island boys that he was ill. Yes, that was why he was back; was it not a piece of luck? Oh, but they had heard that he would never be quite well again. The doctor talked a lot of nonsense, but he knew very well that now he was home again he would recover. They were silent for a little, and then the mother nudged the girl. She did not try to soften the blow. She told him straight out, with the blunt directness of her race that she could not marry a man who would never be strong enough to work like a man. They had made up their minds, her mother and father and she, and her father would never give consent.

When Salvatore went home he found that they all knew. The girl's father had been to tell them what they had decided, but they had lacked the courage to tell him themselves. He wept on his mother's bosom. He was terribly unhappy, but he did not blame the girl. A fisherman's life is hard and it needs strength and endurance. He knew very well that a girl could not afford to marry a man who might not be able to support her. His smile was very sad and his eyes had the look of a dog that has been beaten, but he did not complain, and he never said a hard word of the girl he had loved so well.

Then, a few months later, when he had settled down to the common round, working in his father's vineyard and fishing, his mother told him that there was a young woman in the village who was willing to marry him. Her name was Assunta.

"She's as ugly as the devil," he said.

She was older than he, twenty-four or twenty-five, and she had been engaged to a man who, while doing his military service, had been killed in Africa. She had a little money of her own and if Salvatore married her she could buy him a boat of his own and they could take a vineyard that by happy chance happened at that moment to be without a tenant. His mother told him that Assunta had seen him at the festa and had fallen in love with him. Salvatore smiled his sweet smile and said he would think about it. On the following Sunday, dressed in the stiff black clothes in which he looked so much less well than in the ragged shirt and trousers of every day, he went up to High Mass at the parish church and placed himself so that he could have a good look at the young woman. When he came down again he told his mother that he was willing.

Well, they were married and they settled down in a tiny white-washed house in the middle of a handsome vineyard. Salvatore was now a great, big husky fellow, tall and broad, but still with that ingenuous smile and those trusting, kindly eyes that he had as a boy. He had the most beautiful manners I have ever seen in my life. Assunta was a grim-visaged female, with decided features, and she looked old for her years. But she had a good heart and she was no fool. I used to be amused by the little smile of devotion that she gave her husband when he was being very masculine and masterful; she never ceased to be touched by his gentle sweetness. But she could not bear the girl who had thrown him over, and notwithstanding Salvatore's smiling expostulations she had nothing but harsh words for her. Presently children were born to them.

It was a hard enough life. All through the fishing season towards evening he set out in his boat with one of his brothers for the fishing grounds. It was a long pull of six or seven miles, and he spent the night catching the profitable cuttlefish. Then there was the long row back again in order to sell the catch in time for it to go on the early boat to Naples. At other times he was working in his vineyard from dawn till the heat drove him to rest and then again, when it was a trifle cooler, till dusk. Often his rheumatism prevented him from doing anything at all and then he would lie about the beach, smoking cigarettes, with a pleasant word for everyone notwithstanding the pain that racked his limbs. The foreigners who came down to bathe and saw him there said that these Italian fishermen were lazy devils.

Sometimes he used to bring his children down to give them a bath. They were both boys and at this time the elder was three and the younger less than two. They sprawled about at the water's edge stark naked and Salvatore standing on a rock would dip them in the water. The elder one bore it with stoicism, but the baby screamed lustily. Salvatore had enormous hands, like legs of mutton, coarse and hard from constant toil, but when he bathed his children, holding them so tenderly, drying them with delicate care; upon my word they were like flowers. He would seat the naked baby on the palm of his hand and hold him up, laughing a little at his smallness, and his laugh was like the laughter of an angel. His eyes then were as candid as his child's.

I started by saying that I wondered if I could do it and now I must tell you what it is that I have tried to do. I wanted to see whether I could hold your attention for a few pages while I drew for you the portrait of a man, just an ordinary fisherman who possessed nothing in the world except a quality which is the rarest, the most precious and the loveliest that anyone can have. Heaven only knows why he should so strangely and unexpectedly have possessed it. All I know is that it shone in him with a radiance that, if it had not been unconscious and so humble, would have been to the common run of men hardly bearable. And in case you have not guessed what the quality was, I will tell you. Goodness, just goodness.

Результаты (русский) 2:

Интересно, если я могу это сделать. Я знал, Сальваторе в первую очередь, когда он был мальчиком пятнадцати с приятным лицом, смеющимся ртом и беззаботным глазами. Он используется, чтобы провести утро, лежа о пляже, рядом с которым ничего на и его коричневое тело было тонким, как рельса. Он был полон благодати. Он был в и из моря все время плавания с неуклюжей, без усилий инсульта, общей для лодки рыбаков. Карабкаясь зубчатые скалы на его жестких ног, за исключением воскресенья никогда не носил обувь, он бросался в глубокой воде с криком восторга. Его отец был рыбаком, который владел свой ​​маленький виноградник и Сальваторе выступал в качестве няни к двум его младших братьев. Он кричал на них, чтобы прийти к берегу, когда они рисковали слишком далеко, и сделал им платье, когда пришло время, чтобы подняться на горячую, vineclad холм для экономных обеда. Но мальчики в этих южных частях расти быстрыми темпами и через некоторое время он был безумно в любви с красивой девушкой, которая жила на Гранде Марина. Она была, как глаза лесных бассейнов и держалась, как дочь Цезаря. Они были помолвлены, но они не могли вступать в брак до Сальваторе сделал свою военную службу, и когда он покинул остров, который он никогда не остается в его жизни раньше, чтобы стать моряком на флоте короля Виктора-Эммануила, он плакал, как ребенок, , Это было трудно для человека, который никогда не был менее свободен, чем птицы, чтобы быть в побегушках других, это было еще сложнее, жить в линкора с незнакомыми, а не в маленькой белой даче среди виноградников; и, когда он был на берегу, ходить в шумных, одиноким городов с улицами так тесно, что он испугался, чтобы пересечь их, когда он был использован для тихих путей и горы и море. Я предполагаю, что это никогда не ударил его, что Искья, который он посмотрел на каждый вечер (это было как фея острова на закате), чтобы увидеть, какая погода будет, как на следующий день, или Везувия, жемчужно в рассвете, не имел ничего общего с ним вообще; но когда он перестал иметь их перед глазами, он понял, в какой-то тусклый моды, что они были, как много его части, как его руки и ноги. Он был ужасно тосковать по дому. Но это было труднее всего расстаться с девушкой, которую он любил всем своим страстным молодым сердцем. Он писал ей (в его детской рукой) долго, плохо прописаны письма, в которых он рассказал ей, как постоянно он думал о ней, и, насколько ему хотелось вернуться. Он был отправлен туда и сюда, чтобы Spezzia, в Венецию, чтобы запрет и, наконец, в Китай. Здесь он заболел какой-то таинственной болезни, которые держали его в больнице в течение нескольких месяцев. Он нес ее с немым и непонимающим терпение собаки. Когда он узнал, что это была форма ревматизма, который сделал его непригодным для дальнейшей службы его сердце торжествовал, ибо он может идти домой; и он не стал, на самом деле он едва слушал, когда врачи сказали ему, что он никогда не будет снова будет хорошо. Что ему, когда он возвращался к маленькому острову, он так любил и девушка, которая ждала я за него? Когда он сел в гребной лодке, что встретил пароход из Неаполя и гребли к берегу, он увидел своего отца и мать, стоя на пристани и его двух братьев, больших мальчиков в настоящее время, и он помахал им. Его глаза искали т в толпе, которая ждала там, для девушки. Он не мог видеть ее. Был много поцелуев, когда он вскочил действия, и все они, эмоциональные существа, немного поплакала, когда они обменялись приветствиями. Он спросил, где девушка была. Его мать сказала ему, что она не знаю, они не видели ее в течение двух или трех недель; так что в тот вечер, когда Луна сияла над спокойной море и огни мерцали Неаполя на расстоянии он спустился к Гранде Марина в ее дом. Она сидела на пороге со своей матерью. Он был немного застенчивая, потому что он не видел ее так долго. Он спросил ее, если она не получила письмо, что он написал ей, чтобы сказать, что он шел домой. Да, они получили письмо, и они сказали, другой из островных мальчиков, что он был болен. Да, это было, почему он вернулся; это было не везение? Да, но они, услышав, что он никогда не будет достаточно хорошо снова. Врач говорил много чепухи, но он очень хорошо, что теперь он был снова дома он поправится знал. Они молчали немного, а затем мать подтолкнула девочку. Она не пыталась смягчить удар. Она сказала ему прямо, с тупым прямотой своей расы, что она не могла выйти замуж за человека, который никогда не будет достаточно сильным, чтобы работать, как мужчина. Они сделали свои умы, ее мать и отца и она, и ее отец никогда не даст согласие. Когда Сальваторе вернулся домой, он обнаружил, что все они знали. Отец девушки был сказать им, что они решили, но они не хватало смелости сказать ему себя. Он плакал на груди своей матери. Он был ужасно недоволен, но он не виноват девочку. Жизнь рыбака тяжела и она нуждается силу и выносливость. Он очень хорошо, что девушка не могла позволить себе выйти замуж за человека, который не может быть в состоянии поддержать ее знал. Его улыбка была очень грустно, и его глаза были на внешний вид собаки, был избит, но он не жаловался, и он никогда не говорил, жесткий слово девушке, которую он так любил. Затем, спустя несколько месяцев, когда он устроились на общей туре, работающих в винограднике своего отца и рыбалки, его мать сказала ему, что была молодая женщина в деревне, кто был готов выйти за него замуж. Ее имя было Ассунта. "Она, как некрасиво, как дьявол," сказал он. Она была старше, чем он, двадцать четыре или двадцать пять, и она была помолвлена ​​с человеком, который, делая свою военную службу, был убит в Африке. Она была немного денег самостоятельно, и если Сальваторе женился на ней она могла купить ему лодку самостоятельно, и они могли принять виноградник что счастливой случайности произошло в тот момент, чтобы быть без арендатора. Его мать сказала ему, что Ассунта видела его на фесты и влюбилась в него. Сальваторе улыбнулся милой улыбкой и сказал, что подумает об этом. В следующее воскресенье, одетый в жестких черной одежде, в которой он выглядел так гораздо менее, чем в рваной рубашке и брюках каждый день, он подошел к мессе в приходской церкви и поставил себя так, что он может иметь хороший посмотреть на молодую женщину. Когда он снова спустился он сказал своей матери, что он был готов. Ну, они были женаты, и они поселились в крошечном побеленным дома в середине красивого виноградника. Сальваторе был теперь великий, большой хриплый парень, высокий, широкоплечий, но все еще ​​с той простодушной улыбкой и тех доверительных, добрыми глазами, что он был в детстве. У него были самые красивые манеры я когда-либо видел в моей жизни. Ассунта была мрачным visaged женщина, с особенностями решили, и она выглядела старой для своих лет. Но она было доброе сердце, и она не дурак. Я использовал, чтобы быть в восторге от улыбкой преданности, что она дала мужу, когда он был быть очень мужественным и мастерски; она никогда не переставала быть тронут его нежной сладостью. Но она не могла нести девочку, бросившего его в течение, и, несмотря на увещевания улыбающиеся Сальваторе она не имела ничего, кроме резких слов для нее. В настоящее родились дети с ними. Это было достаточно трудно жизнь. Всю промыслового сезона к вечеру он установил в своей лодке с одним из своих братьев для рыбной ловли. Это был длинный притяжение шесть или семь миль, и он провел ночь ловить выгодный каракатицы. Тогда снова был длинный ряд, чтобы продать улов времени для того, чтобы перейти на ранней лодке в Неаполь. В других случаях он работал в своем винограднике от зари до тепла поехал ему отдохнуть, а затем снова, когда он был пустяк прохладнее, до заката. Часто его ревматизм помешал ему сделать что-нибудь вообще, и тогда он будет лгать о пляже, курение сигарет, с приятным словом для всех, несмотря на боль, напряг конечности. Иностранцы, пришедшие купаться и увидела его там сказал, что эти итальянские рыбаки ленивые черти. Иногда он используется для приведения своих детей вниз, чтобы дать им ванну. Они оба были мальчики и в это время старец три младший менее двух. Они развалился о на краю воды голышом и Сальваторе, стоя на скале бы окунуть их в воду. Старшая родила его стоически, но ребенок кричал с вожделением. Сальваторе были огромные руки, как ноги баранины, грубой и жестких из постоянной трудом, но когда он купался своих детей, держа их так нежно, сушки их деликатного ухода; Честное слово они, как цветы. Он сажал голого ребенка на ладони и удерживайте его, смеясь немного в его малости, и его смех был похож на смех ангела. Его глаза, то, как откровенно были, как его ребенка. Я начал с того, что я подумал, если я мог бы сделать это, и теперь я должен сказать вам, что это то, что я пытался сделать. Я хотел, чтобы увидеть, смогу ли я держать внимание на несколько страниц, а я рисовал для вас портрет человека, просто обычный рыбак, который не обладал ничего в мире, кроме качества, которое является самым редким, самое ценное и самое прекрасное, что кто-нибудь может иметь. Бог знает, почему он должен так странно и неожиданно владел им. Все, что я знаю, что это светило в нем с сиянием, которое, если бы не был без сознания и таким скромным, было бы к общему ходу мужчин вряд ли терпимой. И в случае, если вы еще не догадались, что было качество, я вам скажу. Господи, только добра.

Результаты (русский) 3:

интересно, смогу ли я сделать это.

я знал, сальваторе, когда он был мальчиком, пятнадцати, с приятным лицом, смеется рот и беззаботное глаза.он использовал, чтобы провести утро врать насчет пляжа с почти ничего о и его браун тело было худой как щепка.он был полон милости.он был и выходить в море, все время плавание с неуклюжим, просто инсульт, общих для фишер лодку.

шифрует острые камни на его жестком ноги, только по воскресеньям, никогда не носил ботинки, он будет кидаться в глубокую воду с криком восторга.его отец был рыбаком, который владел своим маленьким виноградник и сальваторе действовала как няньку для двух своих младших братьев.он крикнул им, чтобы они пошли в прибрежных водах, когда они выходят слишком далеко, и сделали их платье, когда настало время подняться на горячий, vineclad хилл на скудное обедов.

но мальчиков в южных районах расти быстрыми темпами и в какое - то время он был безумно влюбился в красивую девушку, которые живут на гранд - марина.её глаза, как лес, бассейны и провел себя как дочь от цезаря.они были affianced, но они не могут вступать в брак до сальватор сделал его военной службы, и, когда он покинул остров, который он никогда не осталось в его жизни до того, как стать моряком на флоте короля виктора эммануила, он плакал, как ребенок.это было тяжело для того, кто никогда не был более свободным, чем птицы будет в распоряжении других,это было еще труднее жить в бой с незнакомцами, а не в маленькой белой коттедже среди виноградных лоз; и, когда он был на берег, ходить в шумных несчастный, одинокий города с улицами столько народу, что он боялся пересекать их, когда он использовал, чтобы молчание пути и горы и море.я думаю, она никогда не ударил его, что искья,он посмотрел на каждый вечер (она, как фея - остров в закат), чтобы увидеть, что погода будет как на следующий день, или на везувий, перли на рассвете, ничего общего с ним на всех, но когда он перестал их перед его глазами, он понял, что они были лишь в некоторых моды как часть его, как его руки и ноги.он был ужасно тоскует по дому.но это было труднее всего будет расстались с девушка, которую он любил со всеми его страстным молодое сердце.он писал ей (в своей детской почерк) долго жестокого написания письма, в которых он сказал ей, что он думал о ней постоянно, и сколько он хотел вернуться.он был здесь, и там, на spezzia, венеция, запретить и, наконец, китай.здесь он заболел некоторых загадочной болезни, которые держали в больнице месяцами.он нес ее с немым и непониманием терпения, как собака.когда он узнал, что это была форма ревматизм, что сделало его непригодным для дальнейшей службы его сердце ликует автор, он может идти домой, и он не мешает, на самом деле он не слушал, когда врачи сказали ему, что он никогда не будет хорошо.что он волнует, когда он собирался вернуться в маленький остров, он любил так хорошо, и девочка, которая ждала, и я за него?

, когда он попал в гребной лодке, которая встретила пароход из неаполя и поехал на берег, он увидел, как его отец и мать, стоя на площадке и двух его братьев, большие мальчики сейчас, и он махнул на них.глаза его искать не среди толпы, которая ждала там, за девочку.он не мог видеть ее.там было много поцелуев, когда он вскочил, шаги, и все они, эмоциональные существа, плакала немного, когда они обменялись приветствиями.он спросил, где девушка.его мать сообщила ему, что она не знаю; они не видели ее в течение двух или трех недель;так, в вечер, когда луна светит над Placid море и свет в неаполе мелькало в расстояние, он шел к гранд - марина ее дом.она сидела на пороге своей матери.он был немного стеснялся, потому что он не видел ее так долго.он спросил ее, если она не получила письмо, в котором он написал ей сказать, что он вернется домой.да,они получили письмо, и они сказали, что другой части острова мальчиков, что он был болен.да, именно поэтому он вернулся; это не удача?да, но они узнали, что он никогда не будет хорошо снова.доктора говорили всякие глупости, но он очень хорошо знал, что он был дома, он будет восстанавливаться.они молча стояли немного, а потом матери вытолкнул девочку.она не пытается смягчить удар.она сказала прямо, с тупым прямота ее расы, что она не может выйти замуж за человека, который никогда не будет достаточно сильным, чтобы работать, как мужчина.они уже определился, ее мать и отец, и она, и ее отец никогда не даст согласия.

когда сальваторе вернулся домой, он обнаружил, что они все знали.отец девочки был сказать им, что они приняли решение, но у них не хватило смелости сказать ему сами.он плакал по материнской груди.он был ужасно несчастны, но он не вини девчонку.рыбак жизнь тяжело и он нуждается в силе и выносливости.он очень хорошо знал, что девушка не может позволить себе выйти за человека, который, возможно, не в состоянии поддержать ее.его улыбка была очень грустно, и в его глазах был похож на собаку, что был избит, но он не сообщал, и он никогда не говорил, что трудно слова девушка, которую он любил очень.

тогда, спустя несколько месяцев, когда он располагался на общий круглый, работая в своего отца это виноградник и рыболовство, его мать сказала ему, что молодая женщина в деревне, которая готова выйти за него замуж.ее звали ассунта.

"она как уродливые, как дьявол", - сказал он. -

она была старше его, 24 или 25, и она была помолвлена с человеком, который, делая его военной службы, были убиты в африке.она была немного денег на собственную, и если сальваторе женился на ней можно было купить его лодку своего, и они могут воспользоваться виноградник, что счастливый шанс произошло в этот момент не жилец.его мать сообщила ему, что ассунта видели его в феста и влюбился в него.сальваторе улыбнулся его милая улыбка и говорит, что он будет думать об этом.в следующее воскресенье,одет в жесткой черной одежде, в котором он выглядел намного хуже, чем в драных рубашку и брюки, каждый день, он подошел к большой массы в приходской церкви и сам так, что он мог бы взглянуть на молодую женщину.когда он спустился вниз, раз он сказал своей матери, что он готов.

хорошо,они были женаты, и они поселились в одном из маленьких белых смыло дом посреди прекрасного виноградника.сальваторе был теперь большой, большой здоровый парень, высокий и широкий, но все еще с этим наивного улыбку и эти доверительные, любезно глаза, что он был мальчиком.он был самым красивым манерам, я еще никогда не видел в своей жизни.ассунта, стало мрачным visaged женщины, решил черты,и она выглядела старой ее лет.но у нее доброе сердце, и она была не дурак.я был в восторге от улыбкой преданности, что она дала ее мужа, когда он был очень мужественным и мастерские; она не перестала быть тронут его нежный сладость.но она не могла быть девушкой, которая была брошена его,и несмотря на сальваторе улыбается преимуществ, она ничего не было, но грубые слова для нее.в настоящее время детей родились у них.

это было достаточно трудно.все через рыболовного сезона, к вечеру он отправился в свою лодку с одной из его братьев за рыбой.это было давно - шесть или семь миль, и он провел ночь застала прибыльной каракатицы.потом был долгий ряд снова для того, чтобы продать улов в пора идти на начале лодку в неаполь.в другой раз, он работал в винограднике от рассвета до тепла, отвезли его на отдых, а затем, когда она была чуть - чуть прохладнее, до ночи.часто его ревматизма не позволили ему делали на всех, и тогда он будет лгать о пляже, курили сигареты,с приятным словом для всех, несмотря на боль, которое потрясло его конечности.иностранцы, которые пришли купаться и видела, как он говорит, что эти итальянские рыбаки были ленивыми дьяволов.

иногда он привозил его детей вниз, чтобы дать им ванну.они были как мальчиков, так и на этот раз старшая три молодых менее двух.они валялись на кромке воды голышом и сальваторе, стоя на рок - будет окунуться в воду.старший брат несет он мужественно, но ребенок кричал lustily.сальваторе были огромные руки, как ноги баранины, грубый и тяжело от постоянных усилий, но когда он купается своих детей, их проведения так ласково, сушки им деликатного ухода; на мои слова, они были как цветы.он бы место голый ребенок на своих руках и подержи его, смеются немного на его территории, и его смех был как смех ангела.его глаза были тогда таким же искренним, как его ребенок.

я начал со слов о том, что я, если бы я мог сделать это, и теперь я должен сказать вам, что я пытался сделать.я хотел посмотреть, как я мог держать ваше внимание на несколько страниц, а я обратил на вас портрет человека, обычный рыбак, который обладает ничто в мире, кроме качества, которое редчайшие, самым дорогим и лучшее, что кто - то может быть.только небеса знают, почему он должен так странно и неожиданно обладал.все, что я знаю, что это было в его с сиянием, что, если он не был без сознания и так скромен, были бы в общий пробег мужчин практически не выносим.и в случае, если вы не догадались, что качество было, я тебе расскажу.боже, просто совершенство.