This valley, he thought, all this c

This valley, he thought, all this country between the mountains is mine, home to me, the place I dream about, and everything is the same, not a thing is changed, water sprinklers still splash in circles over lawns of Bermuda grass, good old home town, simplicity, reality.
Walking along Alvin Street he felt glad to be home again. Everything was fine, common and good, the smell of earth, cooking suppers, smoke, the rich summer air of the valley full of plant growth, grapes growing, peaches ripening, and the oleander bush swooning with sweetness, the same as ever. He breathed deeply, drawing the smell of home deep into his lungs, smiling inwardly. It was hot. He hadn’t felt his senses reacting to the earth so cleanly and clearly for years; now it was a pleasure even to breathe. The cleanliness of the air sharpened the moment so that, walking, he felt the magnificence of being, glory of possessing substance, of having form and motion and intellect, the piety of merely being alive on the earth.
Water, he thought, hearing the soft splash of a lawn sprinkler; to taste the water of home, the full cool water of the valley, to have that simple thirst and that solid water with which to quench it, fulfillment, the clarity of life. He saw an old man holding a hose over some geranium plants, and his thirst sent him to the man.
“Good evening,” he said quietly; “may I have a drink?”
The old man turned slowly, his shadow large against the house, to look into the young man’s face, amazed and pleased. “You bet,” he said; “here,” and he placed the hose into the young man’s hands. “Mighty fine water,” said the old man, “this water of the San Joaquin valley; best yet, I guess. That water up in Frisco makes me sick; ain’t got no taste. And down in Los Angeles, why, the water tastes like castor oil; I can’t understand how so many people go on living there year after year.”
While the old man talked, he listened to the water falling from the hose to the earth, leaping thickly, cleanly, sinking swiftly into the earth. “You said it,” he said to the old man; “you said it; our water is the finest water on earth.”
He curved his head over the spouting water and began to drink. The sweet rich taste of the water amazed him, and as he drank, bethought, God, this is splendid. He could feel the cool water splashing into his being, refreshing and cooling him. Losing his breath, he lifted his head, saying to the old man, “We’re mighty lucky, us folk in the valley.”
He bent his head over the water again and began again to swallow the splashing liquid, laughing to himself with delight. It seemed as if he couldn’t get enough of it into his system; the more he drank, the finer the water tasted to him and the more he wanted to drink.
The old man was amazed. “You drunk about two quarts,” he said.
Still swallowing the water, he could hear the old man talking, and he lifted his head again, replying, “I guess so. It sure tastes fine.” He wiped his mouth with a handkerchief, still holding the hose, still wanting to drink more. The whole valley was in that water, all the clarity, all the genuineness, all the goodness and simplicity and reality.
“Man alive,” said the old man. “You sure was thirsty. How long since you had a drink, anyway?”
“Two years,” he replied. “I mean two years since I had a drink of this water. I been away, traveling around. I just got back. I was born here, over on G Street in Russian town; you know, across the Southern Pacific tracks; been away two years and I just got back. Mighty fine too, let me tell you, to be back. I like this place. I’m going to get a job and settle down.”
He hung his head over the water again and took several more swallows; then he handed the hose to the old man.
“You sure was thirsty,” said the old man. “I ain’t never seen anybody anywhere drink so much water at one time. It sure looked good seeing you swallow all that water.”
He went on walking down Alvin Street, humming to himself, the old man staring at him.
Nice to be back, the young man thought; greatest mistake I ever made, coming back this way.
Everything he had ever done had been a mistake, and this was one of the good mistakes. He had come south from San Francisco without even thinking of going home; he had thought of going as far south as Merced, stopping there awhile, and then going back, but once he had got into the country, it had been too much. It had been great fun standing on the highway in his city clothes, hitchhiking.
One little city after another, and here he was walking through the streets of his home town, at seven in the evening. It was great, very amusing; and the water, splendid.
He wasn’t far from town, the city itself, and he could see one or two of the taller buildings, the Pacific Gas & Electric Building, all lit up with colored lights, and another, a taller one, that he hadn’t seen before. That’s a new one, he thought; they put up that one while I was away; things must be booming.
He turned down Fulton Street and began walking into town. It looked great from where he was, far away and nice and small, very genuine, a real quiet little town, the kind of place to live in, settle down in, marry in, have a home, kids, a job, and all the rest of it. It was all he wanted. The air of the valley and the water and the reality of the whole place, the cleanliness of life in the valley, the simplicity of the people.
In the city everything was the same: the names of the stores, the people walking in the streets, and the slow passing of automobiles; boys in cars trying to pick up girls; same as ever, not a thing changed. He saw faces he had known as a boy, people he did not know by name, and then he saw Tony Rocca, his old pal, walking up the street toward him, and he saw that Tony recognized him. He stopped walking, waiting for Tony to come into his presence. It was like a meeting in a dream, strange, almost incredible. He had dreamed of the two of them playing hooky from school to go swimming, to go out to the county fair, to sneak into a moving-picture theater; and now here he was again, a big fellow with a lazy, easy-going walk, and a genial Italian grin. It was good, and he was glad he had made the mistake and come back.
He stopped walking, waiting for Tony to come into his presence, smiling at him, unable to speak. The two boys shook hands and then began to strike one another with affection, laughing loudly, swearing at one another. “Where the hell have you been?’’ Tony said; and he punched his friend in the stomach, laughing loudly.
“Old Tony,” he said, “good old punchdrunk Tony. God, it’s good to see you. I thought maybe you’d be dead by this time. What the hell have you been doing?” He dodged another punch and struck his friend in the chest. He swore in Italian at Tony, using words Tony had taught him years ago, and Tony swore back at him in Russian.
“I’ve got to go out to the house,” he said at last. “The folks don’t know I’m here. I’ve got to go out and see them. I’m dying to see my brother Paul.”
He went on down the street, smiling about Tony. They would be having a lot of good times together again; they might even go swimming again the way they did as kids. It was great to be back.
Walking by stores, he thought of buying his mother a small gift. A little gift would please the old lady. But he had little money, and all the decent things were expensive. I’ll get her something later, he thought.
He turned west on Tulare Street, crossing the Southern Pacific tracks, reached G Street, then turned south. In a few minutes he would be home again, at the door of the little old house; the same as ever; the old woman, the old man, his three sisters, and his kid brother, all of them in the house, living simple lives.
He saw the house from a distance of about a block, and his heart began to jump. He felt suddenly ill and afraid, something he had forgotten about the place, about that life which he had always hated, something ugly and mean. But he walked on, moving slower as he came closer to the house. The fence had fallen and no one had fixed it. The house suddenly appeared to be very ugly, and he wondered why in the hell the old man didn’t move to a better house in a better neighborhood. Seeing the house again, feeling all its old reality, all his hatred for it returned, and he began to feel again the longing to be away from it, where he could not see it. He began to feel, as he had felt as a boy, the deep inarticulate hatred he had for the whole city, its falseness, its meanness, the stupidity of its people, the emptiness of their minds, and it seemed to him that he would never be able to return to such a place. The water; yes, it was good, it was splendid; but there were other things.
He walked slowly before the house, looking at it as if he might be a stranger, feeling alien and unrelated to it, yet feeling that it was home, the place he dreamed about, the place that tormented him wherever he went. He was afraid someone might come out of the house and see him, because he knew that if he was seen, he might find himself running away. Still, he wanted to see them, all of them, have them before his eyes, feel the full presence of their bodies, even smell them, that old strong Russian smell. But it was too much. He began to feel hatred for everything in the city, and he walked on, going to the corner. There he stood beneath the street lamp, bewildered and disgusted, wanting to see his brother Paul, to talk to the boy, find out what was going on in his mind, how he was taking it, being in such a place, living such a life. He knew how it had been with him when he had been his brother’s age, and he hoped he might be able to give his brother a little advice, how to keep from feeling the monotony and the ugliness by reading.
He forgot that he hadn’t eaten since breakfast, and that he had been dreaming for months of eating another of his mother’s meals, sitting at the old table in th

Результаты (русский) 1:

Эта долина, он думал, этой стране между гор является шахта, дом для меня, место, мечтаем о и всё же, не вещь меняется, разбрызгиватели воды по-прежнему плещутся в кругах над лужайки травы Бермудских островов, хороший старый родной город, простота, реальность.Прогулка по улице Элвин, он чувствовал рады быть дома снова. Все было хорошо, общих и хорошо, запах земли, приготовления ужинов, дым, богатые летом воздух долины полного роста растений, расти, виноград персики созревания и олеандра Буш swooning с сладость, то же самое, как никогда. Он дышал глубоко, рисование запах домой глубоко в его легкие, улыбаясь внутренне. Было жарко. Он не чувствовал его чувств, реагируя на землю так чисто и ясно для лет; Теперь это было даже приятно дышать. Чистоты воздуха заостренные момент так что, ходьба, он почувствовал величия бытия, славу обладания существа, имеющие форму и движение и интеллект, благочестия, просто быть живым на земле.Вода, думал он, услышав мягкий плеск поливки газонов; вкус воды дома, полный прохладной водой долины, чтобы иметь что простой жажда и что твердой воды с которой утолить его, выполнение, ясности в жизни. Он увидел старика, удерживая шланг некоторые растения герань, и его жажда послал его к человеку.«Добрый вечер,-тихо сказал он; «возможно напиток?»Старик медленно повернулся, его тень большой против дома, чтобы заглянуть в лицо молодого человека, удивлен и рад. Он сказал, что «Вы ставите,»; «здесь», и он положил шланг в руки молодого человека. «Сильный штраф воды,» сказал старик, «эта вода долины Сан-Хоакин; Лучший еще, я думаю. Что вода вверх в Фриско делает меня больным; не получили никакого вкуса. И вниз в Лос-Анджелесе, почему, вода на вкус как касторовое масло; Я не могу понять, как так много людей жить там год за годом.»Хотя старик говорил, он слушал воды, падающие из шланга на землю, прыгающего густо, чисто, тонущий быстро в землю. «Вы сказали это,» он сказал старик; «Вы сказали это; Наша вода является лучших воды на земле.»Он изогнутые голову над водой, бьющий и начал пить. Сладкий богатый вкус воды поразил его, и как он выпил, уловку, Бог, это великолепный. Он мог чувствовать прохладной водой плескались в его бытие, освежающий и его охлаждения. Теряя его дыхание, он поднял голову, сказал старик, «могучий повезет, нас фолк в долине.»Он наклонился его голову над водой снова и снова начал глотать брызг жидкости, смеясь себя с восторгом. Казалось, как если бы он не мог получить достаточно из его в его системе; чем больше он выпил, тем мельче попробовал его, и чем больше он хотел пить воду.Старик был поражен. «Вы пьяный примерно две кварты,» он сказал.По-прежнему проглотить воду, он мог слышать старик говорить, и он поднял голову снова, отвечая, «я так думаю. Он конечно вкусы хорошо.» Он вытер рот с платком, удерживая шланг, по-прежнему хочет пить больше. Вся долина был в этой воды, ясность, подлинность, все добра и простоте и реальность.«Человек жив,» сказал старик. «Вы конечно было пить. Как давно вы выпили, так или иначе?»«Два года»,-ответил он. «Я имею в виду два года поскольку пить эту воду. Я был далеко, путешествуя вокруг. Я только что получил обратно. Я родился здесь, более чем на улице G в российском городке; Вы знаете, Южной части Тихого океана треков; были от двух лет и я только что вернулся. Могучий слишком хорошо, позвольте мне сказать вам, чтобы быть обратно. Мне нравится это место. Я собираюсь получить работу и поселиться.»Он повесил голову над водой снова и взял несколько больше ласточки; Затем он передал шланг старик.«Уверен, что вы был жажду,» сказал старик. «Я никогда не видел никого нигде пить столько воды в одно время. Он уверен посмотрел хорошо видеть вас проглотить все, что вода.»Он пошел на пешком вниз по улице Элвин, напевая себе, старый человек, глядя на него.Хорошо, чтобы быть обратно, молодой человек думал; большая ошибка я когда-либо сделал, возвращаясь таким образом.Everything he had ever done had been a mistake, and this was one of the good mistakes. He had come south from San Francisco without even thinking of going home; he had thought of going as far south as Merced, stopping there awhile, and then going back, but once he had got into the country, it had been too much. It had been great fun standing on the highway in his city clothes, hitchhiking.One little city after another, and here he was walking through the streets of his home town, at seven in the evening. It was great, very amusing; and the water, splendid.He wasn’t far from town, the city itself, and he could see one or two of the taller buildings, the Pacific Gas & Electric Building, all lit up with colored lights, and another, a taller one, that he hadn’t seen before. That’s a new one, he thought; they put up that one while I was away; things must be booming. He turned down Fulton Street and began walking into town. It looked great from where he was, far away and nice and small, very genuine, a real quiet little town, the kind of place to live in, settle down in, marry in, have a home, kids, a job, and all the rest of it. It was all he wanted. The air of the valley and the water and the reality of the whole place, the cleanliness of life in the valley, the simplicity of the people.In the city everything was the same: the names of the stores, the people walking in the streets, and the slow passing of automobiles; boys in cars trying to pick up girls; same as ever, not a thing changed. He saw faces he had known as a boy, people he did not know by name, and then he saw Tony Rocca, his old pal, walking up the street toward him, and he saw that Tony recognized him. He stopped walking, waiting for Tony to come into his presence. It was like a meeting in a dream, strange, almost incredible. He had dreamed of the two of them playing hooky from school to go swimming, to go out to the county fair, to sneak into a moving-picture theater; and now here he was again, a big fellow with a lazy, easy-going walk, and a genial Italian grin. It was good, and he was glad he had made the mistake and come back.He stopped walking, waiting for Tony to come into his presence, smiling at him, unable to speak. The two boys shook hands and then began to strike one another with affection, laughing loudly, swearing at one another. “Where the hell have you been?’’ Tony said; and he punched his friend in the stomach, laughing loudly.“Old Tony,” he said, “good old punchdrunk Tony. God, it’s good to see you. I thought maybe you’d be dead by this time. What the hell have you been doing?” He dodged another punch and struck his friend in the chest. He swore in Italian at Tony, using words Tony had taught him years ago, and Tony swore back at him in Russian.“I’ve got to go out to the house,” he said at last. “The folks don’t know I’m here. I’ve got to go out and see them. I’m dying to see my brother Paul.”He went on down the street, smiling about Tony. They would be having a lot of good times together again; they might even go swimming again the way they did as kids. It was great to be back.Walking by stores, he thought of buying his mother a small gift. A little gift would please the old lady. But he had little money, and all the decent things were expensive. I’ll get her something later, he thought.He turned west on Tulare Street, crossing the Southern Pacific tracks, reached G Street, then turned south. In a few minutes he would be home again, at the door of the little old house; the same as ever; the old woman, the old man, his three sisters, and his kid brother, all of them in the house, living simple lives.He saw the house from a distance of about a block, and his heart began to jump. He felt suddenly ill and afraid, something he had forgotten about the place, about that life which he had always hated, something ugly and mean. But he walked on, moving slower as he came closer to the house. The fence had fallen and no one had fixed it. The house suddenly appeared to be very ugly, and he wondered why in the hell the old man didn’t move to a better house in a better neighborhood. Seeing the house again, feeling all its old reality, all his hatred for it returned, and he began to feel again the longing to be away from it, where he could not see it. He began to feel, as he had felt as a boy, the deep inarticulate hatred he had for the whole city, its falseness, its meanness, the stupidity of its people, the emptiness of their minds, and it seemed to him that he would never be able to return to such a place. The water; yes, it was good, it was splendid; but there were other things. He walked slowly before the house, looking at it as if he might be a stranger, feeling alien and unrelated to it, yet feeling that it was home, the place he dreamed about, the place that tormented him wherever he went. He was afraid someone might come out of the house and see him, because he knew that if he was seen, he might find himself running away. Still, he wanted to see them, all of them, have them before his eyes, feel the full presence of their bodies, even smell them, that old strong Russian smell. But it was too much. He began to feel hatred for everything in the city, and he walked on, going to the corner. There he stood beneath the street lamp, bewildered and disgusted, wanting to see his brother Paul, to talk to the boy, find out what was going on in his mind, how he was taking it, being in such a place, living such a life. He knew how it had been with him when he had been his brother’s age, and he hoped he might be able to give his brother a little advice, how to keep from feeling the monotony and the ugliness by reading.He forgot that he hadn’t eaten since breakfast, and that he had been dreaming for months of eating another of his mother’s meals, sitting at the old table in th

Результаты (русский) 2:

Эта долина, подумал он, все в этой стране между горами мой, ко мне домой, место о котором я мечтаю, и все то же самое, а не вещь изменяется, водные разбрызгиватели еще плескаться в кругах над газонах свинорой, хорошие старый дом города, простота, реальность.
Прогулки вдоль улицы Элвин он чувствовал рад быть снова дома. Все было прекрасно, общий и хорошо, запах земли, приготовления ужинов, дым, богатый летом воздух долины полной роста растений, винограда, персиков растущей созревания, и олеандр куст обморок со сладостью, так же, как когда-либо. Он глубоко вздохнул, опираясь запах дома глубоко в легкие, внутренне улыбаясь. Было горячо. Он не чувствовал, что его чувства, реагирующие на земле, так чисто и ясно в течение многих лет; Теперь это было удовольствие, даже дышать. Чистота воздуха заточены момент, так что, ходьба, он чувствовал, великолепие бытия, слава, обладающий вещество, иметь форму и движение и интеллект, благочестие просто быть живым на земле.
Вода, подумал он, услышав мягкий всплеск газон спринклерной; попробовать воду дома, полный холодной воды в долине, чтобы иметь это простое жажду и, что твердая вода, с которой, чтобы утолить его, выполнение, ясность жизни. . Он увидел старика, держащая шланг над некоторыми герани растений, и его жажда послал его к человеку
"Добрый вечер", тихо сказал он, "Я, возможно, есть выпить?"
Старик медленно повернулся, его тень большой от дома, чтобы посмотреть в лицо молодого человека, поразившей и довольным. "Вы ставите", сказал он, "Здесь", и он поместил шланг в руках молодого человека. "Могучий хорошо вода," сказал старик, "эта вода долины Сан-Хоакин, еще лучше, я думаю. Эта вода в Фриско делает меня больным; не получил никакого вкуса. И в Лос-Анджелесе, поэтому, вода на вкус как касторовое масло; Я не могу понять, как так много людей жить там год за годом.
"В то время как старик говорил, он слушал воды, падающей из шланга на земле, прыгая густо, чисто, быстро погружается в землю. "Вы сказали, что," сказал он старику; "ты сказал это; наша вода является лучшим вода на земле.
"Он изогнутые голову над водой и бьющего начал пить. Сладкий насыщенный вкус воды поражены его, и как он пил, спохватилась, Боже, это великолепно. Он мог чувствовать прохладный попадания воды в его существо, освежающий и охлаждения его. Потеря дыхание, он поднял голову, говоря старика, "Мы могучий повезло, нам народная в долине."
Он наклонил голову над водой снова и снова начал глотать брызги жидкости, смеясь про себя восторг. Казалось, как будто он не мог получить достаточно его в системе; тем больше он пил, тем мельче воды на вкус его и тем больше он хотел пить.
Старик был поражен. "Вы пьяны около двух кварт," сказал он.
Тем не менее глотая воду, он слышал, как старик говорил, и он снова поднял голову, отвечая: «Я так думаю. Он уверен, вкус в порядке. "Он вытер рот платком, все еще ​​держа шланг, по-прежнему желая пить больше. Вся долина была в том, что вода, все ясность, все подлинность, все добро и простоту и реальность.
"Человек жив," сказал старик. "Ты уверен, что жаждал. Как давно вы выпили, так или иначе?
"" Два года, "ответил он. "Я имею в виду два года, как я выпил этой воды. Я был далеко, путешествуя вокруг. Я только вернулся. Я здесь родился, над G на улице в российском городе; Вы знаете, через южной части Тихого океана отслеживает; был далеко два года, и я только что вернулся. Могучий тоже хорошо, позвольте мне сказать вам, чтобы вернуться. Мне нравится это место. . Я собираюсь получить работу и поселиться
"Он снова опустил голову над водой и взял еще несколько глотков, Затем он передал шланг к старику.
"Ты уверен, что жаждал," сказал старик. "Я не видел не разу не где-нибудь выпить кто так много воды за один раз. . Он уверен, посмотрел хороший видеть вас проглотить все, что вода
". Он продолжал идти вниз Элвин стрит, напевая себе, старик, глядя на него
приятно вернуться, молодой человек подумал большой ошибкой я когда-либо сделал, возвращаясь этот путь.
Все, что он когда-либо делал было ошибкой, и это было одним из хороших ошибок. Он пришел к югу от Сан-Франциско, даже не думая о возвращении домой; он думал идти так далеко на юг, как Мерсед, останавливаясь там некоторое время, а затем вернуться, но как только он попал в страну, было слишком много. Это было очень весело, стоя на шоссе в своем городе одежду, автостопом.
Один маленький город за другим, и вот он шел по улицам родного города, в семь вечера. Это было здорово, очень забавно; и вода, великолепная.
Он был не далеко от города, сам город, и он мог видеть один или два из высоких зданий, Тихоокеанский Газ & Электрический здания, все горит разноцветными огнями, и другое, повыше , что он раньше не видел. Это новый, думал он, они поднимают, что один, а я был далеко; вещи должны быть на подъеме.
Он отклонил Фултон-стрит и начал ходить в город. Это выглядело здорово, откуда он был, далеко, и приятно, и небольшой, очень подлинный, настоящий тихий городок, то место для жизни, поселиться в, жениться в, есть дом, дети, работа, и все остальное. Это было все, что он хотел. Воздух в долине, и вода, и реальность целого места, чистота жизни в долине, простота людей.
В городе все было то же самое: имена магазинах, люди, идущие на улицах и медленное прохождение автомобилей; мальчики в автомобилях, пытающихся подобрать девочек; так же, как когда-либо, а не вещь изменилась. Он видел лица он знал, как мальчик, люди, которых он не знал по имени, и тут он увидел Тони Рокка, его старого приятеля, шел по улице к нему, и он увидел, что Тони узнал его. Он остановился, ожидая Тони пришел в его присутствии. Это было похоже на встрече во сне, как ни странно, почти невероятно. Он мечтал о двух из них играет прогул в школе купаться, чтобы выйти на ярмарке, чтобы проникнуть в театр движущимся изображения; и вот он снова, большой парень с ленивой, беспечной ходьбы, и гениальный итальянский улыбка. Это было хорошо, и он был рад, что он сделал ошибку и вернуться обратно.
Он остановился, ожидая Тони пришел в его присутствии, улыбаясь ему, не в состоянии говорить. Два мальчика пожали друг другу руки, а затем начали бить друг друга с любовью, громко смеясь, ругаясь друг на друга. ? "Где, черт возьми, ты был '' сказал Тони; и он ударил своего друга в живот, громко смеясь.
"Старый Тони," сказал он, "старый добрый Punchdrunk Тони. Бог, что это хорошо, чтобы увидеть тебя. Я думал, может быть, вы были бы мертвы к этому времени. Что, черт возьми, вы делали? "Он уклонился еще один удар и ударил своего друга в грудь. Он поклялся в итальянском на Тони, используя слова Тони научил его лет назад, и Тони поклялся на него на русском языке.
"Я должен пойти в дом," сказал он наконец. "Люди не знают, что я здесь. Я должен пойти и увидеть их. Я умираю, чтобы увидеть моего брата Пола.
"Он пошел вниз по улице, улыбаясь о Тони. Они будут иметь много хороших времен вместе снова; они могут даже пойти снова плавание, как они сделали, как дети. Это было здорово вернуться.
Прогулки по магазинах, он думал о покупке его мать небольшой подарок. Чуть подарок будет радовать старушку. Но у него было мало денег, и все приличные вещи были дорогими. Я получу что-то позже ее, подумал он.
Он повернулся на запад по улице Тулар, пересекая треки южной части Тихого достиг G-стрит, а затем повернул на юг. Через несколько минут он будет дома снова, на двери небольшого старого дома; так же, как когда-либо; старуха, старик, его три сестры, и его младший брат, и все они в доме, живет простой жизнью.
Он увидел дом с расстояния около блока, и его сердце стало прыгать. Он вдруг почувствовал себя плохо и страшно, что-то он забыл о месте, о той жизни, которой он всегда ненавидел, то некрасиво и означает. Но он пошел дальше, двигаясь медленнее, как он подошел ближе к дому. Забор упал и никто не установил его. Дом внезапно оказались очень некрасиво, и он задавался вопросом, почему, черт возьми, старик не перейти к более дом в лучшем районе. Увидев дом снова, чувствуя всю свою старую реальность, все его ненависть к ней вернулся, и он начал снова почувствовать тоску, чтобы быть подальше от него, где он не мог увидеть его. Он начал чувствовать, как он чувствовал, как мальчик, глубокой невнятным ненависти он имел для всего города, его фальши, его подлости, глупости своих жителей, пустоты их умах, и ему казалось, что он будет никогда не сможет вернуться в такое место. Вода; да, это было хорошо, это было великолепно; но были и другие вещи.
Он медленно шел до дома, глядя на него, как будто он мог бы быть чужим, чувствуя чужды и не связаны с ним, пока ощущение, что он был дома, место, где он мечтал о, место, которое мучило его везде, где он пошел. Он боялся, кто-то может выйти из дома и увидеть его, потому что он знал, что если он был замечен, он может найти сам убегает. Тем не менее, он хотел, чтобы увидеть их, и все они имеют их перед глазами, почувствовать всю присутствие их тел, даже запах их, что старая сильное российское запах. Но это было слишком много. Он начал чувствовать ненависть ко всему в городе, и он пошел дальше, идти к углу. Там он стоял под фонарем, растерянно и отвращение, желая видеть своего брата Пола, чтобы поговорить с мальчиком, выяснить, что происходит в его голове, как он вез его, находясь в таком месте, живут такие жизнь. Он знал, как это было с ним, когда он был возраст брата, и он надеялся, что он может быть в состоянии дать его брат маленький совет, как сохранить от чувства однообразия и уродство, читая.
Он забыл, что он hadn ' т ел с самого завтрака, и что он мечтал в течение нескольких месяцев еды другой пищи своей матери, сидя на старой таблицы в го