SAMUELS: Mr. Bergman, I'd like to s

SAMUELS: Mr. Bergman, I'd like to start with a rather general question: If I were asked to cite a single reason for your preeminence among film directors, I would point to your creation of a special world–the sort of thing we are accustomed to with great creative figures in the other arts, but rarely in film, and never to your degree. You are, in fact, very much like a writer. Why didn't you become one?

BERGMAN: When I was a child, I suffered from an almost complete lack of words. My education was very rigid; my father was a priest. As a result, I lived in a private world of my own dreams. I played with my puppet theatre.

SAMUELS: And–

BERGMAN: Excuse me. I had very few contacts with reality or channels to it. I was afraid of my father, my mother, my elder brother–everything. Playing with this puppet theatre and a projection device I had was my only form of self-expression. I had great difficulty with fiction and reality; as a small child I mixed them so much that my family always said I was a liar. Even when I grew up, I felt blocked. I had enormous difficulty speaking to others and–

SAMUELS: I want to interrupt you for just a moment. This description of your childhood resembles one classic description of the genesis of a writer. Was it only the accident of the puppet theatre that sent you the way of theatre rather than of books?

BERGMAN: No. I remember that during my eighteenth summer, when I had just finished school, suddenly I wrote a novel. And in school, when we had to write compositions, I liked it very much. But I never felt that writing was my cup of tea. I put the novel in my desk and forgot it. But in 1940, suddenly–in the summer–I started writing and wrote twelve–

SAMUELS: Plays.

BERGMAN: Yes. It was a sudden eruption.

SAMUELS: May I offer an hypothesis about this so that you can react to it? Your skill as a writer and your need to express yourself in words are fulfilled more in the theatre and cinema because in these arts one also embodies his words and even sees the audience's response to them.

BERGMAN: My beginning was otherwise, because when I began writing, I was suspicious of words. And I always lacked words; it has always been very difficult for me to find the word I want.

SAMUELS: Is this suspicion of words one of the reasons why Alma makes Elisabeth say "nothing" in Persona?

BERGMAN: No. Yes. In a way. But that wasn't conscious on my part.

SAMUELS: Because "nothing" is the truest word, one that asserts least.

BERGMAN: I don't know. I have always felt suspicious both of what I say and of what others say to me. Always I feel something has been left out. When I read a book, I read very slowly. It takes a lot of time for me to read a play.

SAMUELS: Do you direct it in your head?

BERGMAN: In a way. I have to translate the words into speeches, movements, flesh and blood. I have an enormous need for contact with an audience, with other people. For me, words are not satisfying.

SAMUELS: With a book, the reader is elsewhere.

BERGMAN: When you read, words have to pass through your conscious mind to reach your emotions and your soul. In film and theatre, things go directly to the emotions. What I need is to come in contact with others.

SAMUELS: I see that, but it raises a problem I'm sure you've often discussed. Your films have emotional impact, but since they are also the most intellectually difficult of contemporary films, isn't there sometimes a contradiction between the two effects?

Результаты (русский) 1:

СЭМЬЮЭЛС: Г-н Бергман, я хотел бы начать с довольно общий вопрос: если я было предложено привести единственная причина вашего превосходство среди режиссеров, я хотел бы отметить Ваше создание специальных мир – рода вещи, мы привыкли с большой творческой фигурами в других искусствах, но редко в фильме и никогда не ваш степени. Ты, в самом деле, очень много как писателя. Почему вы не становитесь одним? Бергман: Когда я был ребенком, я страдал от почти полное отсутствие слов. Мое образование было очень жестким; Мой отец был священником. В результате я жил в частный мир моей мечты. Я играл с моим кукольный театр. СЭМЬЮЭЛС: И – Бергман: Простите меня. Я имел очень мало контактов с реальностью или каналы к нему. Я боялся моего отца, моя мать, мой старший брат – всё. Играя с этой кукольного театра и проектор, у меня была моя единственная форма самовыражения. Я имел большие трудности с вымыслом и реальностью; в детстве я смешал их так много, что моя семья всегда говорил, что я был лжецом. Даже когда я вырос, я чувствовал, заблокированы. Я имел огромные трудности, выступая с другими и – СЭМЬЮЭЛС: я хочу, чтобы прервать вас на мгновение. Это описание вашего детства напоминает один классический описание генезиса писателя. Это было только аварии кукольный театр, что послал вам путь театра, а не из книг? Бергман: № я помню, что во время моего восемнадцатого летом, когда я только что закончил школу, вдруг я написал роман. И в школе, когда нам пришлось писать сочинения, мне он очень понравился. Но я никогда не чувствовал, что запись была моя чашка чая. Я положил роман в моем столе и забыл его. Но в 1940 году, вдруг – в летнее время – я начал писать и написал двенадцать – СЭМЬЮЭЛС: играет. Бергман: Да. Это было внезапное извержение. СЭМЬЮЭЛС: Я может предложить гипотезу об этом так, что вы можете реагировать на это? Навык как писатель и ваша потребность выразить себя в словах более выполнены в театра и кино, потому что в этих искусств также воплощает его слова и даже видит аудитории ответ на них. Бергман: Мое начало было иначе, потому что когда я начал писать, я был подозрительным слов. И я всегда не хватало слов; Он всегда был очень трудным для меня, чтобы найти слово, что я хочу. СЭМЬЮЭЛС: — Это подозрение слова одной из причин, почему Альма делает Элизабет сказать «ничего» в персоной? Бергман: № Да. В некотором роде. Но это не сознательный с моей стороны. СЭМЬЮЭЛС: Потому, что «ничего» это истинное слово, один который утверждает наименее. Бергман: я не знаю. Я всегда чувствовал подозрительным, что сказать и что другие говорят мне. Всегда я чувствую, что что-то были опущены. Когда я читал книгу, я прочитал очень медленно. Она занимает много времени для меня читать пьесу. СЭМЬЮЭЛС: Ли вы направить ее в вашей голове? Бергман: В некотором роде. Я должен воплотить слова в речи и движений, плоти и крови. У меня есть огромная потребность в контакт с аудиторией, с другими людьми. Для меня слова не удовлетворяет. СЭМЬЮЭЛС: С книгой, читатель находится в другом месте. Бергман: Когда вы читаете, слова должны пройти через ваш сознательный разум, чтобы достичь вашей души и ваши эмоции. В кино и театра дела идут прямо к эмоциям. Что мне нужно это приехать соприкасался с другим. СЭМЬЮЭЛС: я вижу, что, но он поднимает проблему, которую я уверен, что вы часто обсуждали. Ваши фильмы имеют эмоциональное воздействие, но поскольку они также являются наиболее интеллектуально сложных современных фильмов, не существует, иногда противоречия между двумя эффекты?

Результаты (русский) 2:

Сэмюэлс: Г-н Бергман, я хотел бы начать с довольно общий вопрос: Если бы меня попросили привести ни одной причины для вашего превосходства среди режиссеров, я хотел бы отметить, чтобы ваше творение специального мирового рода вещи мы привыкли с большими цифрами в творческих других искусств, но редко в кино, и никогда не вашей степени. Вы, в самом деле, очень много, как писателя. Почему вы не стать? Бергман: Когда я был ребенком, я страдала от почти полное отсутствие слов. Мое образование было очень жестким; мой отец был священником. В результате, я жил в частном мире своих собственных снов. Я играл с моим кукольного театра. Сэмюэлс: И-БЕРГМАН: Простите меня. Я было очень мало контактов с реальностью или каналов к нему. Я боялся моего отца, моей матери, мой старший брат-все. Играя с этой кукольного театра и проекции устройства я был мой единственный форма самовыражения. Мне было очень трудно с вымыслом и реальностью; как маленький ребенок я смешал их так много, что моя семья всегда говорил, что я лжец. Даже когда я вырос, я чувствовал себя заблокирован. Я с огромным трудом говорящие на чужой и- Сэмюэлс: Я хочу вас прерывать на мгновение. Это описание вашего детства напоминает одну классическое описание генезиса писателя. Было ли это только случайность кукольного театра, который послал вам путь театра, а не книг? БЕРГМАН: Нет, я помню, что во время моего восемнадцатого летом, когда я только что закончил школу, я вдруг написал роман. И в школе, когда мы должны были писать сочинения, я это очень понравилось. Но я никогда не чувствовал, что письмо было моя чашка чая. Я положил роман в моем столе, и забыл. Но в 1940 году, вдруг в летне-я начал писать и написал двенадцати- Сэмюэлс: Пьесы. БЕРГМАН: Да. Это было внезапное извержение. Сэмюэлс: Могу ли я предложить гипотезу об этом, так что вы можете реагировать на это? Ваше умение, как писатель и ваша потребность выразить себя в словах выполнены более в театре и кино, потому что в этих искусствах можно также воплощает свои слова и даже видит реакцию зрителей на них. БЕРГМАН: Мой начало было иначе, потому что, когда я начал пишу, я с подозрением слов. И я всегда не хватало слов; это всегда было очень трудно для меня, чтобы найти слово, которое я хочу. Сэмюэлс: Это подозрение слов одного из причин, почему Алма делает Элизабет не сказать "ничего" в Persona? БЕРГМАН: Нет Да. В некотором смысле. Но это не было сознательным с моей стороны. Сэмюэлс: Потому что "ничего" не является вернейшим словом, тот, который утверждает, минимум. Бергман: Я не знаю. Я всегда чувствовал, подозрительно и то, что я говорю, и то, что другие говорят мне. Всегда я чувствую что-то осталось вне. Когда я прочитал книгу, я читал очень медленно. Это займет много времени для меня, чтобы читать игру. Сэмюэлс: Вы направить ее в вашей голове? БЕРГМАН: В путь. Я должен перевести слова в речи, движений, из плоти и крови. У меня есть огромная потребность в контакте с аудиторией, с другими людьми. Для меня, слова, не удовлетворяющих. Сэмюэлс: С книгой, читатель находится в другом месте. Бергман: Когда вы читаете, слова должны пройти через ваш сознательный разум, чтобы достичь своих эмоций и свою душу. В кино и театре, дела идут непосредственно к эмоциям. Что мне нужно, чтобы войти в контакт с другими людьми. Сэмюэлс: Я вижу, что, но это поднимает проблему, я уверен, вы часто обсуждается. Ваши фильмы имеют эмоциональное воздействие, но, поскольку они также являются наиболее интеллектуально сложных современных фильмов, не так ли иногда противоречие между двумя эффектами?

Результаты (русский) 3:

сэмюэлс: г - н бергман, я хотел бы начать с довольно общий вопрос: если меня попросили назвать ни одной причины для вашего превосходство среди режиссеров, я хотел бы отметить ваше создание специального мира – то, что мы привыкли с большим творческих деятелей, в других искусств, но редко в кино и никогда не ваш диплом.ты, в самом деле, очень похоже на то, как писатель.почему вы не стали?

бергман: когда я был ребенком, я страдал от почти полное отсутствие слов.моё образование было очень жестким, мой отец был священником.в результате, я жил в личный мир моей мечты.я играл с моим кукольный театр.



сэмюэлс: и – бергман: извините.у меня очень мало контактов с реальностью или каналов.я боялся, что мой отец, моя мать,мой старший брат – все.играть с такой театр кукол и проектором я была только моя форма самовыражения.мне было очень трудно с вымысел и реальность; как маленького ребенка, я смешал их так много, что моя семья всегда говорили, что я обманщик.даже, когда я рос, я чувствовал, что заблокирована.я была огромной сложности, выступая перед другими и –

сэмюэлс:я хочу прервать вас на минутку.это описание вашего детства, напоминает один из классических описание генезис писатель.это был только аварии театр кукол, что послал тебе путь театра вместо книг?

бергман: нет, я помню, что во время моего восемнадцатой летом, когда я закончил школу, вдруг я написал роман.и в школе,когда нам пришлось писать сочинения, она мне очень понравилась.но я никогда не чувствовал, что запись была моя чашка чая.я поставил роман на столе, и забыл.но в 1940 году, вдруг – летом, я начал писать и написал двенадцать -

сэмюэлс: играет.

бергман: да.это было внезапное извержение.

сэмюэлс: могу я высказать гипотезу об этом, так что вы можете на это отреагировал?ваше мастерство, как писатель, и вам нужно выразить себя в слова, выполняются более в театре и кино, потому что в эти статьи также воплощает в себе его слова и даже видит публика в ответ на них.

бергман: мое начало было иначе, потому что, когда я начал писать, я подозревала слова.и я всегда не хватало слов; всегда было очень трудно найти слово, которое я хочу.

сэмюэлс: это подозрение слов, одна из причин, почему альма делает элизабет сказала "ничего" персона?

бергман: да.в пути.но это не сознавая, с моей стороны.

сэмюэлс: из - за того, что "ничего" - это истинный слово, которое утверждает минимум.

бергман: я не знаю.я всегда чувствовал себя подозрительно, как из того, что я говорю, и то, что говорят другие.я всегда чувствую, что - то осталось.когда я читал книгу, я читаю очень медленно.она занимает много времени для меня читать пьесу.

сэмюэлс: ты ставишь его в голову?

бергман: в пути.я должен воплотить слова в речи, движения, из плоти и крови.у меня есть огромная потребность в контакте с аудиторией, с другими людьми.для меня слова не удовлетворяет.

сэмюэлс: с книгой, читатель находится в другом месте.

бергман:когда вы читаете, слова должны проходить через ваше сознание до эмоций и свою душу.в кино и театре, дела идут непосредственно на эмоции.мне нужно, чтобы войти в контакт с другими.

сэмюэлс: я вижу, что она возникает проблема, но я уверен, что вы часто обсуждается.ваши фильмы эмоциональное воздействие, но, поскольку они также являются наиболее интеллектуально сложных современных фильмов,нет, иногда противоречия между двумя последствия?